Елизавета Левченко - Цвет неба
Мда, у всех все нормально, а у меня как всегда… Вынырнув под углом я так врезалась лбом о неожиданно возникший громадный камень, что отлетела в сторону, загребла ногой дно и с чудовищным плюхом погрузилась под воду.
Никогда не подозревала, что можно запутаться в собственных конечностях…
Распутывая клубок рук и ног, успела порядком наглотаться взбаламученной воды и едва не потеряла сознание. Кое-как достигнув поверхности, я судорожно закашлялась.
— Алекс, если будешь продолжать в подобном духе, я поплыву к тебе.
Откашлявшись от мути, я возмущенно спросила:
— А просить, все ли со мной в порядке, ты не хочешь?
— Нет, я уже посмотрел.
Я оторопела.
— На что ты посмотрел?
— На все.
Оглушительно рыкнув, я поплыла на голос.
Ну сейчас ты получишь!!
Во мне клубились звериная злость пополам со стыдом: вдруг успел что-то заметить. Ух, ему же хуже!
Из пара появился черный камень, об который я треснулась. Дно сделало скачок вверх, теперь вода едва доходила бы до пояса, если встать.
Пришлось подтянуться, чтобы достать до верха.
По другую сторону меня встретила растерянно хлопающий глазами нахал. Увидев мою злобную гримасу, он бестолково замахал руками и скрылся. Судя по звуку — под водой. Удовлетворенно вычихнув остатки мути, я засела по другую сторону камня.
"Чтоб ты утонул!" — тепло пожелала ему вслед, правда про себя.
В который раз особи мужского пола не оправдывают моих надежд. Он не утонул.
— Ты больше не делай так, а то я почти подумал, что ты хотела меня задушить… — напряженно сказали из-за камня.
— О нет, что ты… — протянула я зловещим голосом. — Я просто хотела тебя разорвать! — последнее слово рявкнула так, что сама испугалась.
— Не надо, я ни в чем не виноват, я ничего не видел! Когда я обернулся, я увидел только твою голову и все! Честное слово.
— А почему ты тогда так испугался?
— А кто бы на моем месте не испугался? — вопросом на вопрос ответил он.
— Ах, вот как?
Ну все, я обиделась. Значит, я все-таки для него страшная…
— Нет, не подумай ничего такого, я от внезапности упал! Ты так резко выскочила, что я…
— Брось, я итак всегда знала, что не красавица.
— И кто сказал тебе такое? — голос Демма звенел.
Я не поверила своим ушам. Из его уст это звучало, как чуть ли не признание в любви.
— Ну, в смысле, я хотел сказать, это… извини, я не хотел смотреть, просто немного испугался за тебя, как-то так.
Демм за меня волновался…
Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он за меня волновался…
Мельком взглянув на поверхность озера, я ужаснулась этому туповато-блаженному выражению лица и стукнула по воде.
На берегу выстраивалась косоватые пирамиды из разноцветных камней.
Я отыскала место, где покидала одежду и складывала наиболее понравившиеся камушки со дна. Демм как-то подозрительно тихо сидел в своем закутке.
Но не настолько подозрительно, чтобы его в чем-то подозревать.
Сквозь серые облака проглядывало лиловое небо и золотистые лучики света. Похоже, погода устала после вчерашнего и не собиралась больше устраивать никаких сюрпризов. Оно и к лучшему.
Ветер стих и больше не беспокоил. Может дело было в паре от горячей воды, может в чем-то другом, но температура воздуха уже не напоминала морозильник, а нормальную весеннюю, примерно градусов в тринадцать. Хотя и для весны это много.
Пирамидок стало двенадцать, и я решила, что пока хватит.
Меня мучило множество вопросов, на которые Демм должен ответить.
Должен, потому что мне кажется, что они как-то связаны со мной.
И с ним.
Его странные слова, поступки, да вообще, он сам — сплошная загадка, также как все, что связано с ним… В конце концов, я просто хочу все выяснить. Разве это плохо?
И еще я хотела проверить кое-что. Помниться, бабушка рассказывала истории про людей, подчиняющих силы природы. Сиды, кажется, их так называли.
— Демм, тебе ведь огонь подчиняется? — спросила я, подплывая к камню.
Он явно не ожидал подобного вопроса, потому что ответ его был несколько сбивчивым:
— Ч-что? А… да.
— И давно?
— Не знаю… лет с семи. А к чему ты все это спрашиваешь? — несколько подозрительно протянул он.
— Да так, надо.
Значит, он не сид. У них все с рождения проявляется, судя по словам бабушки. Но тогда кто?
Я вспомнила слова того незнакомца: "Я такой же как он, только сильнее".
Получается, тот незнакомец тоже может подчинять огонь?
Или же их схожесть в чем-то другом?..
Я предупредила Демма, что выхожу и взяла честное слово о неподглядывании. Когда он крикнул: "полотенца у папоротника" и "скажешь, когда оденешься", я очень удивилась.
Он заботится обо мне?..
"Эти двое не люди. Это точно" — думала я, уже одетая, сидя на берегу.
Но опять же возникает вопрос: тогда кто?
Спрашивать напрямую: "ты кто?" как-то некультурно.
Но по-другому нельзя узнать.
Хотя у меня есть одна, даже не догадка, а так, маленькая зацепка. Та фраза вчеранего незнакомца: "Наша армия…"
И нечто вертится в голове, но я все никак не могу ухватить эту мысль за хвост.
У них обоих странные, нечеловеческие глаза. Вихрь алых точек в ярчайших изумрудных глазах и светящиеся в темноте сиреневые озера.
Элементалы?..
Нет, не может быть. Элементалы — существа, лишенные эмоций. Бездушные запрограммированные куклы, что раньше были людьми. Мы проходили историю их создания прошлой осенью.
… третья эпоха.
За четыреста лет мир кардинально изменился.
Раньше, в самом начале, когда мир едва родился, люди не слишком задумывались о науке и происхождении своего мира. Больше они уделяли взаимоотношениям друг с другом, взаимопомощью… Им не были чужды понятия, как честь, совесть, благородство…
Конечно, мир был не идеален — кое-где вспыхивали войны, распри, куда уж без них. Но люди привыкли так жить и считали, что вокруг всё благополучно и спокойно.
Всё началось после очередного "парада солнц", что теперь знаменовал конец эпохи. Тогда же это был первый "парад".
Появилась странная организация, ратующая о всеобщем благополучии. На каждом углу стояли люди, которые расхваливали методы организации и принимали желающих… а таких было всё больше с каждым днём.
Всего-то через год её влияние охватило практически всю страну, а меньшинство, те, кто не вступил, стали притеснять, как изгоев. С ними старались не общаться и не иметь ни каких дел. Они не получали работу, да и вообще не могли выйти наружу без страха за свою жизнь.
