Александр Данковский - Папа волшебницы
Я, слегка обалдевший от метафизической лекции, машинально взял и даже пригубил — и только потом спохватился, что ж это я делаю. В нёбо хлестнул целый букет ярких и совершенно незнакомых вкусов — что-то травяное, земляничное, мятное… Спиртом и не пахло, но и простым компотиком зелье явно не было.
— Бержи, ты же знаешь, я не пью…
— Глупости. Все люди пьют, без воды они не могут.
— Нет, не пью… спиртное, — последнее слово я произнес по-русски. — Ну, жидкости, влияющие на… э-э-э… Ну вот когда мы первый велосипед сделали, вы пили что-то такое, от чего стали веселыми. Так я такого не пью.
Это, между прочим, почти чистая правда. Я даже дома спиртного избегал. Не из соображений здоровья или там религии. Просто в детстве был очень впечатлительным мальчиком и несколько раз видел, во что под влиянием выпивки превращаются вполне нормальные люди. Нет, ничего особо страшного мое детство не омрачало. Просто смотреть было противно на то, как человек на глазах глупеет и теряет контроль над собой. Примерно это я и попытался втолковать Бержи.
— Нет, это совсем другой напиток. Не для веселья. Я же говорю, лекарство от тоски. Ты пей и говори, а я слушать буду.
Махнув рукой на все, я замахнул стаканчик (пардон, кувшинчик) и закусил фиолетовым помидорчиком. Который неожиданно оказался на вкус точь-в-точь как недоспелый крыжовник. Из глаз брызнули слезы, а в голове подозрительно зазвенело.
— Ничего-ничего, — подбодрил меня гном. Заешь еще этим.
В руку мне лег бутерброд с брынзой. А потом — стакан с обыкновенной водой.
— Ну, вот и хорошо, вот и замечательно, — тоном опытного доктора, только что влившего особо противную микстуру в шестилетнего сорванца, резюмировал Бержи. — Ты кушай, кушай.
Во мне действительно после таинственной настойки проснулся зверский голод, и я принялся методично уничтожать какой-то горячий салат с сыром и мясом из горшочка цвета непроглядной темноты перед самым рассветом.
А Бержи продолжал под мое чавканье:
— Сначала ты тоскуешь потому, что Юля уехала. Умом ты понимаешь, что так для нее лучше. А сердце твое тебе подсказывает, что она от тебя отдаляется, вы уже не одно неразъемное целое под этим чужим небом, она начала свой путь. На который тебе дороги нет. Это одна тоска. И в ней я тебе не помогу, тут каждый сам свою лодку ведет. А другая тоска — не знаешь ты, чем занять себя, зачем ты этому миру и зачем этот мир тебе. Вот тут я тебе уже помочь могу. Ты чем у себя дома занимался?
Я попытался объяснить, но толком не смог. И не потому, что в голове слегка шумело (все же непростое пойло было в кувшинчике, ох, непростое). Попробуйте сами объяснить, кто такой менеджер и чем он занимается. Да, не забудьте, что объяснять придется на чужом языке человеку другой культуры. Я вот не справился — и не стыжусь.
— То есть ты другим людям даешь приказы, что делать, а сам ничего не делаешь? Странно, но могу понять. У нас такие люди тоже есть, но их совсем немного. Правитель города, например, или командир всей гвардии.
Я судорожно ухватился за аналогию.
— Вот-вот. Командир в бой сам не идет
— Только очень высоко стоящий командир и если большая война. А обычный командир дюжины гвардейцев идет в бой вместе со своей дюжиной. Иначе нельзя. А ты, если я правильно понял, был не самым высоким командиром. Ладно, этой профессией ты тут прожить не сможешь. А вот другие твои знания очень даже пригодятся. Ты нам вилсипед дал — уже за это тебе спасибо. Наверняка есть много чего другого, чем сможешь поделиться. Тут я тебе помочь могу, — повторил гном. — Не все ж тебе на шее у университета сидеть. В копеечку, между прочим, обходишься. Одна поддержка защитного поля… — он внезапно оборвал себя и не захотел продолжать тему. — В общем, давай-ка готовься к тому, что будешь помогать мне в мастерской. Придумки всякие делать. А еще Лиина говорила, что другими знаниями поделишься — что-то ты такое там написал, что ей понравилось. Заодно узнаешь много такого, что у нас любой ребенок знает, а ты нет. В общем, давай пей, — неожиданно закончил он, снова сунув мне под нос что-то жидкое и пахучее. Я покорно выпил.
Не поверите, пьяным я не чувствовал себя ни разу в жизни, так что сравнивать мне не с чем. Но, наверное, ощущение было схожим, ибо накачал меня Бержи основательно и со знанием дела. Воспоминаний об этом дне у меня почти не сохранилось. Помню только, что благодарил гостя за то, что тот пришел меня поддержать и вообще за то, что он классный мужик, обещал ему построить самолет, подводную лодку и научить научному менеджменту. А он только посмеивался в бороду и подливал мне, не забывая и себя. И — удивительное дело — тоска моя действительно рассосалась. Не полностью, но все-таки. Не знаю, приписать ли сие психотропным напиткам или какой-то магии в области психологии. Думаю, что есть у них здесь и такое.
В общем, на следующий день Бержи забрал меня в мастерскую, и мы занимались всякими механизмами на основе подвижных и неподвижных блоков — то есть, пардон за мой греческий, полиспастами. Аборигены эти вещи тут интуитивно знали, но обсчитывать не умели. А я еще помнил физику. Да еще нарисовал местным кузнецам храповой механизм, чем привел их в полный восторг. Словом, чувствовал себя Архимедом. Приятно, черт возьми.
На следующий день, в среду мы занимались обработкой древесины резанием. Идея циркулярной пилы тут же нашла своих сторонников. И противников: ребята быстро смекнули, какая это опасная штуковина и как здорово она может выстрелить палкой, если зазеваешься. Пришлось вспоминать устройство всяких защитных приспособлений, а с этим у меня (как у многих моих соотечественников) куда хуже, чем с общей схемой работы циркулярки. Опять же, двигателей в нашем понимании у местных мастеров не было, а маховые колеса и прочие ветряки не давали тех оборотов, что используются в обычном электроинструменте. Так что с фрезерной обработкой придется погодить, пока здешние ребята не научатся делать быстроходные редукторы. В частности, не освоят производство зубчатых передач. Увы, тут моих поверхностных инженерных знаний явно не хватало: теорию механизмов и машин, а также прочий сопромат я в универе не учил.
Среда прошла под знаком токарных работ, благо, тут их знали. Я сперва просто развлекался, вытачивая из дерева всякие безделушки вроде стаканчиков и солдатиков (гномы и прочий мастеровой люд только посмеивался, глядя на мои достаточно дилетантские поделки, но молчал). Потом показал — больше на пальцах — несколько приспособлений. Примитивный копир, например, и самый простой суппорт — для получения цилиндров, конусов и прочих тел вращения. Тут улыбок стало куда меньше, и кузнецы резво побежали выделывать соответствующие железяки.
