Роберт Холдсток - Поверженные правители
Когда они вдвоем вернулись, испуганные и озадаченные, от пристанища Всадников Красных Щитов, именно Мунда объявила, что призраки не угрожают землям ее отца. Кимон негодовал и опасался. Но он однажды уже помог отправить их восвояси и сделает это снова. Так он держался. Тауровинда была его и только его наследием. Он был высокомерным и гордым. Конечно, он понимал опасность, но готовность к бою была в его сердце, если не в крепости с ее малочисленными защитниками. Он и не думал губить собственную твердыню.
Меня отвлек шум, поднятый всадниками. Снизу кричали, требуя открыть восточные ворота. Я увидел внизу Мунду, выезжавшую из крепости под охраной двух копейщиков. Она, верно, знала, что я на башне, поскольку взглянула вверх и как будто улыбнулась.
Она тоже преобразилась. Волосы были уложены в замысловатую прическу, какую я видел у ее покойной матери Айламунды, когда помогал — как давно это было! — доставить тень этой великой женщины из Нижнего Мира. И для поездки верхом девочка надела материнскую одежду, ушитую и укороченную, чтобы подогнать по маленькой худой фигурке: штаны и длинную рубаху с разрезами по бокам, ярко-зеленого цвета, с богатой вышивкой, а поверх — короткий темно-красный плащ, сколотый на плече и на поясе. Охранявшие ее копейщики были вооружены короткими дротиками и овальными щитами, висевшими у них за спиной. Оба выглядели недовольными. Они беспокойно переглядывались, спускаясь вслед за Мундой по дороге, ведущей к нижним воротам и дальше, на равнину. Там она выехала на тайную тропу, скрывавшуюся в вечной роще.
Что такое?
Меня соблазняла мысль послать ястреба, который сел бы ей на плечо и выклевывал бы ее мысли, но вместо этого я где съехал по крутой башенной лестнице, где соскользнул с нее и отправился мимо домов к саду посреди крепости, скрывавшему за высокими стенами святилища и священный колодец.
Я как раз подходил к нему с севера, когда с юга подбежала Рианта, увидела меня и еще издали крикнула:
— Мерлин! У девочки лунная горячка! Ее жизнь в опасности!
Рианта рассказала мне, что Мунда собралась войти в вечную рощу и искупаться в реке.
— Сказала, ей приснилось, что так надо. «Шепот воды» скажет ей, как защитить Тауровинду от брата. Что все это значит, Мерлин? Что в нее вселилось?
— Гадай сама. Мои догадки будут не лучше твоих.
Строго говоря, это была не совсем правда. Шепот воды?
Скорее, шепот из воды.
Катабах, Глашатай правителя, не слишком обрадовался, когда я, разыскав его, сообщил, что дочь Урты снова собирается нарушить запрет.
— Маленькая дуреха!
Он подхватил плащ и витой посох из рябины, превращенный в оружие посредством вставленных в наконечник кремневых лезвий. Катабах предпочитал металлу не подвластный ржавчине камень. Нам подвели лошадей, и мы поскакали вслед за шальной девчонкой, рассчитывая остановить ее. Но опоздали. Навстречу нам выехали копейщики, провожавшие ее до опушки рощи. Входить в нее им запрещалось, а удержать Мунду они не сумели. Она проехала между деревьев и скрылась за рядом серых камней с глубокой резьбой, что стояли вдоль опушки. Стражи были вне себя, но Катабах словно не замечал их.
— Подождите нас, — сказал я, и они спешились, провожая взглядом меня и друида.
Вступить в вечную рощу было все равно что перейти из жестокой, продуваемой ветрами действительности в святилище, осиянное прошлым и будущим. Для таких, как я, настроенных в лад времени, стоило нам только позволить себе остановиться и прислушаться, голоса давно ушедших и еще не пришедших звенели эхом, далекими криками, слабым ропотом, смехом и болью многих веков. Они продували рощу серых камней, молчаливого дуба и терновника, уже которое тысячелетие росших здесь неизменно.
Я любил вечные рощи. Я привык к их святилищам, обращенным к Кроносу и Хтону, ко Времени и Глубине. Воистину они трогали и меня. Рано или поздно из такого вот лесистого круга я вернусь к своему началу.
Я и сейчас уловил короткий обрывок знакомой и утешительной песенки из начала моих дней, однако прямиком прошел к берегу, хотя уже не надеялся помешать Мунде войти в Нантосвельту, реку, текущую из Страны Призраков. Воды этой реки несли ей опасность.
Она сбросила с себя одежду и плавала как рыба, ныряя и в восторге выныривая, закрыв глаза и откинув голову назад.
Я позвал ее на берег.
— О Мерлин, Мерлин! — отозвалась она. — Если бы ты только слышал, что слышу я!
— Выходи на берег!
Она опять нырнула, дрыгнув ногами, и скрылась так надолго, что у меня перехватило дыхание. Показалась она далеко вверх по течению, ближе к Стране Призраков, что поразило и меня, и Катабаха. Чтобы проплыть так далеко, она должна была быть проворной, как угорь. Течение возвратило ее нам — бледное тельце, спокойно плывущее по середине реки.
— Выходи на берег! — снова поторопил я.
— В них нет угрозы, Мерлин. Мы ошиблись. Он заверил меня, что мы ошиблись. Мы неправильно истолковали появление пристанищ и того, что в них происходит. Готовится что-то чудесное, Мерлин. Что-то блестящее. Будущее такое светлое!
Безусловно, ее искушали. Но кто?
Не успел я позвать в третий раз, как Мунда снова нырнула. Мы с Катабахом тревожно уставились вверх по реке, а девчонка выплыла к берегу за нашими спинами, прокралась к своей одежде и облачилась. Она дразнила нас и радовалась своей хитрости, выжимая из волос струйки речной воды и тяжело дыша.
— Ты накажешь меня, Катабах?
— Это место запретно для тебя, если нет дозволения, а дозволить может только Глашатай.
— Я знаю. Я входила с тобой в вечную рощу, когда Тауровиндой владели Мертвые.
— Я помню, — подтвердил Глашатай правителя. — Вы с братом подъехали к воротам и бросили вызов захватчикам. То усилие едва не убило вас. Вы действовали безрассудно тогда, ты ведешь себя безрассудно и сейчас.
— Тогда безрассудно, сейчас безрассудно, но в обоих случаях успешно! Ты друг моего отца, Катабах. Ты должен убедить его, что он неверно судит о Мертвых и Нерожденных. Они ищут только союза с нами, хотят разделить с нами земли, а не завладеть ими.
Мы с Катабахом переглянулись. Слова были ни к чему. Завладеть? Что-то завладело девочкой…
Голос шептал ей, изменял ее, овладел ее рассудком и извратил зрение. Хотя Нерожденные, ожидавшие новой жизни за рекой, не были ни друзьями, ни врагами живущим, весь опыт многих поколений, населявших земли корнови, говорил о том, что Мертвые ведут открытую войну с людьми — своими соседями.
Мунда тонко улыбнулась, разгадав выражение наших лиц.
— Мерлин, — тихо произнесла она, — мы с тобой еще поговорим об этом. Ты знаешь так много! Но и ты не знаешь всего.
