Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая
– Как она могла не… – Он не договорил. – Впрочем, я поступаю опрометчиво. – Принц перешел на пение: – Вы, наверное, меня презираете.
Он свистнул собаке, и на этот раз Учу примчался быстро.
– Нет, нисколько.
Принц со мной разоткровенничался, а я продолжала скрытничать.
– Вы слишком добры, чтобы презирать кого-то.
Какой комплимент! Нет, я была не настолько добра. Я презирала Иви.
Не всегда, конечно. Временами я ей сочувствовала.
Как мне хотелось облегчить душу! Как мне хотелось во всем признаться!
– Мне просто необходимо с кем-то поделиться. Но мы с вами знаем ее лучше, чем кто-либо другой здесь, не считая моего дяди.
Я с трудом высказала свое мнением о королеве:
– Она упряма, иногда вспыльчива, как мы знаем, но это, наверное, потому, что она такая энергичная.
– Да. Дяде как раз и нравилась… нравится… ее энергичность. Он говорил, что рядом с ней снова становится молодым. Он говорил, что она заставляет его думать, будто он способен на любые подвиги.
– Я верю, что она отвечает ему такой же любовью. – Я рассказала принцу, что королева провела ночь у постели короля.
Он был приятно удивлен.
– А еще она щедрая. – Я призналась ему, что Иви заплатила за мой гардероб.
Однако эта новость не произвела на него никакого впечатления.
– В королевской казне достаточно средств для такой щедрости, – он коснулся моей руки, – но, мне кажется, вы и в великане-людоеде найдете добрые черты.
– Ненавижу великанов! И некоторых гостей в «Пуховой перине» я тоже ненавидела.
– А что они делали?
– Ну… вели себя грубо.
– Грубо? – Принц помолчал. Я чувствовала, как он переваривает это. – Понятно.
Видимо, действительно понял. А жаль.
– А кто из гостей вам нравился больше других?
Я рассказала ему о гноме по имени жамМ.
– А еще мне нравится герцогиня Оликсо.
– Это все равно что признаться в симпатии к великанам.
– Нет, не все равно! Она любит кошек.
– А великаны их едят. Теперь я понимаю разницу.
Я расхохоталась.
Принц снова переключился на королеву:
– По крайней мере, вчерашнюю ночь она провела у постели больного.
– Да.
– И у нее хотя бы первоклассный голос.
Глава девятнадцатая
Прошла неделя. Настроение в замке царило подавленное. Коридорные трубадуры пели о боли и горе. Каждый раз, иллюзируя для Иви, я не сомневалась, что на моем лбу вот-вот появится слово «мошенница». Я боялась чихнуть, икнуть или упасть в обморок. У меня постоянно кружилась голова, и меня знобило.
В начале следующей недели я получила два письма: одно из дома, а второе от Арейды, учившейся в школе. Перед тем как одеться к ужину, я распечатала письма у себя в комнате, сидя у окна, и прочла их при свете заката.
Письмо сестры состояло в основном из вопросов. Абзац за абзацем она расспрашивала меня о королевской семье, дворе и замке. В конце она написала:
Когда мама сообщила в своем письме твои новости, я заснула счастливая и проснулась с улыбкой. Наконец-то я узнала, что кто-то сумел по-настоящему тебя разглядеть. Это удалось незнакомому человеку – королеве с ясным взором и необычайно острым умом. Может быть, поэтому король и полюбил ее, что она узнаёт золото, когда оно ей попадается.
Милая Арейда. Как хорошо, что она не знает правды. Я с любовью разгладила ее письмо и, отложив в сторону, взялась за второе, из дома, написанное мамой, семейным хроникером. Сначала она выразила глубокую скорбь по поводу короля, а потом свою радость в связи с нашими общими переменами. Я наслаждалась ее восторгами. В ожидании привалившего богатства на семейном совете было решено поменять крышу и пристроить новое крыло, и работа уже шла полным ходом. Мама писала:
Пусть герцогине не нравится королева – это ведь не кошка, если подумать. Зато мы не переставая поем ей дифирамбы! Пожалуйста, передай ее высочеству наши чувства, если сочтешь уместным. Я понятия не имею, что годится для королевы!
Видимо, слух о роспуске совета еще не достиг дома.
Затем тон письма поменялся:
Доченька, по настоянию твоего отца я должна тебе кое-что рассказать. Мы держали это в секрете из страха, что ты будешь сетовать на свою судьбу. Но теперь, когда ты оказалась там, где твое место, пора узнать правду: придворные тебе ровня.
Мы убеждены, что ты благородного происхождения. Может быть, даже дочь какого-нибудь короля. Одеяльца, в которых мы тебя нашли, были из бархата, отделанного золотым шитьем.
Мне нужно было отдышаться. Я взглянула в окно, где на зеленую дубовую листву и коричневые ветви спустились сумерки. Все цвета поплыли, и до меня дошло, что я плачу.
Женщина, которая меня родила, и мужчина, который дал мне жизнь, были достаточно богаты, чтобы вырастить ребенка, если бы только захотели, но они поступили иначе, не пожелав иметь со мной ничего общего. Они даже не удостоверились, жива ли я.
Интересно, знали ли Арейда и мои братья о моем высоком происхождении? Скорее всего, нет. Они бы ни за что не сохранили тайну.
Я утерла глаза и продолжила читать.
Мы полагаем, что ты дитя Айорты – на это указывает твой голос, но, возможно, мы ошибаемся. Ты можешь быть родом из Киррии, или Бизиделя, или далекой Пу.
Если люди начнут задирать перед тобой нос, помни, что ты можешь оказаться гораздо выше по положению, чем они себе представляют. Ты хорошо справлялась с высокомерными задирами дома и вот где теперь живешь. Мы с отцом гордимся тобой и всегда гордились.
Мне больше повезло с приемными родителями, чем с родными. Ни один король или королева не смогли бы проявить больше доброты ко мне, чем простой хозяин гостиницы и его жена. Они взяли меня к себе, несмотря на мое уродство и дополнительные расходы. И они держали чужого ребенка не просто из милости. Они любили меня.
Я спрятала письма в верхний ящик бюро и облачилась в очередной ужас от дамы Этель. На этот раз рукава были с такими густыми оборками, что могли бы служить парусами на корабле. Головной убор тоже отличался избытком ткани, которая спускалась по обе стороны моего лица этакими двумя длинными пологами, словно обвисшие уши айортийского зайца.
Платье королевы отличалось от моего, как декоративная капуста отличается от розы. Крой – сама простота: круглый вырез и слегка расклешенная юбка. Восемнадцать мелких серебряных пуговичек от шеи до подола, и ткань – темно-фиолетовый шелк, расшитый крошечными серебряными лилиями.
