Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!
Что я знаю о Громове? Привлекательный, спокойный и уверенный в себе. Вдовец. Взрослая дочь живет в Питере. Он и сам там учился и достаточно долго работал. Следак-профессионал. Потом перебрался в Энск — старики-родители, им надо было помогать. Похоронив их, из Энска не уехал — открыл свое агентство. На раз решает мои проблемы — не просто возникает возле меня в нужный момент, а как будто предвидит, когда мне понадобится его помощь, и заранее оказывается рядом. А Новый год? Ему какое было дело до того, что в новогоднюю ночь я осталась одна? Мне не привыкать чокаться с зеркалом, желая счастья своему отражению… Но Гр-р поднялся ко мне и пригласил на "корпоратив". В его конторе веселились трое мужиков лет сорока, были и женщины — жены, коллеги или подруги — я не спрашивала, но бабы точно не шлюхи, все прилично. Гуляли от души, что интересно, никто не напился. Елка, танцы, Дед Мороз… Я даже не комплексовала, что не в платье, не на каблуках, — весь мой гардероб помещался тогда в дорожной сумке. Всю зиму я занималась ремонтом, и Гр-р мне помогал — совершенно бескорыстно. Сейчас нижний ярус моего нового жилища вполне пригоден для обитания. Даже камин в гостиной имеется — правда, не было случая его обновить. Я начала потихоньку обзаводиться мебелью, обустраивая квартиру, где пахло, как и положено в новом доме, краской и лаком. Каждые три-четыре недели мне приходилось навещать мой прежний дом. Из этих поездок я возвращалась с чемоданом одежды — как всегда, только "самое необходимое", а получился набитый шкаф… Я сломя голову носилась по редакциям, решая проблемы, требующие моего присутствия, а по ночам в своей старой квартире отбирала и упаковывала вещи, которые планировала весной загрузить в контейнер и отправить в Энск — книги (а их ого-го сколько, и с ними нет сил расстаться), кое-какие милые моему сердцу безделушки (именно они создают атмосферу дома), швейная машинка, мольберт, Перепетуя (для нее потребуется специальный ящик — надо заказать), ну и еще кое-что по мелочи. При этом я ни на минуту не переставала видеть перед собой лицо Гр-р. Вот весна и пришла — несмотря на снег и морозец… Пора ехать…
4. Я навещаю Тюню и обзавожусь кошкой.
Я все-таки надеялась, что Громов придет вечером, как обещал, поэтому решила тряхнуть стариной и вспомнить, что когда-то слыла кулинаркой. В духовке румянился мой фирменный пирог с сыром, а на плите отдыхало сациви. Я сознательно не рисовала себе никаких перспектив дальше ужина — ничто так не угнетает, как несбывшиеся ожидания. Убедившись, что с пирогом все как надо, я отправилась в гостиную. Конечно, громко сказано. Эта комната служила мне и кабинетом, и столовой, и даже складом — кое-что ожидало своего переселения в мансарду, куда из гостиной вела лестница — я попросила установить ее в том месте, где она была при губернаторе, а вход в мансарду из подъезда заделали.
Я включила компьютер — монитор у меня был новый, а комп я привезла сразу, как решила, что останусь в Энске. Ноутбук я использовала в поездках, работать на нем — а это не час и не два — не люблю, неудобно. К своему Golden Field-у я отношусь как к давнишнему другу, зову Федькой или Феденькой — по настроению, а могу и прикрикнуть — типа давай заводись, а то щас как пну… Но Федя в курсе, что я ценю его как необходимый в работе инструмент, без которого, собственно, и работы бы у меня не было — кто же сейчас пишет ручкой на бумаге?
Федька пожурчал, выкатил заставку на рабочем столе — мою любимую картину Тиссо, барышню в лиловом, возлежащую с книгой на софе и устремившую взор в безбрежную морскую даль, где на голубых волнах качаются парусники.
— О, — сказал Гр-р, увидев картинку. — Это вы!
— Нет, она совсем на меня не похожа, — вздохнула я.
— Внешне — да, но суть… Воплощение вашей мечты…
Тогда я подумала, что он попал в самую точку, хотя знакомы к тому времени мы были от силы месяц, и я никогда не рассказывала ему о своих мечтах.
Я проверила почту — письмо от сына и новая порция всякой дребедени на вычитку. Дребедень подождет — даже открывать не буду. Ребенок лаконично сообщал, что у него все нормально — работа, друзья-подруги. В очередной раз спрашивает, как я на новом месте, как идет ремонт. Пока писала ответ, думала, что бы я делала, если бы вдруг в 1909 году мне пришлось рассказывать об электронной почте. Или о телевизоре. Или о сотовой связи… Я толком не знаю, как работает микроволновка, или ксерокс, или даже паровой утюг. Я умею со всем этим обращаться, но совершенно не представляю, как это устроено, и поэтому в качестве источника информации людям начала прошлого века я абсолютно бесполезна — они не продвинутся в развитии техники, слушая, на что надо нажимать, чтобы включить компьютер. Но в чем-то от меня должна же быть польза? Не может быть, чтобы наши с Анной души поменялись местами только для того, чтобы я заглянула в прошлое, а она — в будущее! А вдруг именно мне предопределено найти убийцу Стремнова, хотя я убитого и знать не знаю?
Я сбегала на кухню, вынула пирог из духовки и снова вернулась к урчащему Феде.
Для начала я выяснила, что такое деменция прекокс. Оказывается, шизофрения. Просто до этого термина в 1909 году еще не додумались. Если консилиум подтвердит у Анны этот диагноз, а Сурмин не найдет других подозреваемых, никто за убийство Стремнова отвечать не будет.
Потом я занялась поисками подходящих виртуальных читальных залов — если журналюги в 1909 году были такими пронырливыми, а газеты такими расторопными, в той же "Петербургской газете" хоть что-нибудь да должно же быть о событиях в семействе Назарьевых! Пошарив по каталогам, я отправила по электронке запрос сразу в три библиотеки — чтобы уж наверняка.
Таймер на мониторе показывал 16.00. До вечера еще уйма времени, и я решила навестить Тюню. Занесла было нож над пирогом, чтобы отрезать кусок, но передумала — пусть Гр-р полюбуется нетронутым шедевром, Тюне все равно останется — маленькие пироги я печь не умею. Я спустилась к ней на первый этаж, прихватив пару яблок, лимон и пачку печенья — чтоб не с пустыми руками. Звонка на двери не было, как и номера квартиры. Ну и Тюня — девушка без адреса! Ее квартира как бы не существовала, и этот факт не переставал меня удивлять. Почтовый адрес Громова — Водопроводная, 3, квартира 1. У меня — квартира N2 на втором этаже и N3 — на третьем. Моя будущая студия занимала весь третий этаж, который по площади был значительно меньше фундамента и возвышался над домом вроде башни. Во втором подъезде было всего две квартиры — N4 на первом этаже, N5 — на втором. Людей, которые там обитали, я встречала редко — то ли подержанные машины из Германии гоняли, то ли шмотки из Китая возили. Я толкнула дверь без номера. Закрыто. За дверью заорал кот, послышалось шарканье Тюниных шубенок (шубенки, с ударением на первый слог, — так в Энске называли домашнюю обувь, вроде носков из овчины мехом внутрь), и дверь распахнулась. Тюня встретила меня все в том же лоснящемся плюшевом жакете. Похоже, другой одежды у нее и не было. Я поздоровалась, извинилась, что побеспокоила ее, протянула пакет с угощением и спросила, не уделит ли она мне полчаса. Тюня кивнула и повела меня в комнату. Кот с мявом сопровождал нас.
