Олаф Бьорн Локнит - Карающая длань
– Скоро ты там? – донеслось из-за забора. – Уснул? Или силенок не хватает?
– Хватает, хватает, – проворчал киммериец, и, поплевав для порядка на свои лапы, крепко обхватил брус, поднапрягшись, снял его со скоб и бросил в грязь. Но это оказалось еще не все – проклятые ворота открывались внутрь и варвару пришлось оттаскивать в сторону тяжеленную створку.
– Наконец-то, – почти простонал Эрхард, когда проход во двор был открыт, и кровожадно добавил: – Ну, сейчас я этого ублюдка…
Отряд подъехал к крыльцу и спешился. Конан натянул свои сапоги, все-таки захваченные десятником, и вытащил меч из ножен, встав слева от двери. Место справа от косяка занял Ранн, а Эмерт с натянутым луком расположился прямо перед створкой. Варвар вопросительно оглядел их – мол, готовы ли? – и, получив утвердительные кивки, ударом кулака распахнул дверь, чуть не сорвав ее с петель. Ранн с азартным воплем первым рванулся в темный проем и вдруг захрипел, качнувшись назад. Ошеломленный Конан успел только подхватить оседающее тело и расслышать в глубине дома топот убегающих ног. Мимо него в коридор с рычанием бросился Хальмун, за ним ворвались гандеры и Эртель.
Киммериец осторожно усадил Ранна, прислонив к стене. Было темно, хоть глаз выколи, и варвар проорал:
– Дайте факел!
Рядом с ним кто-то нервно и часто застучал кремнем.
– Быстрее же! – поторопил Конан. Ранн, кажется, еще дышал, но все тише и тише…
Маленький крошечный язычок пламени затрепетал в горстке трута на полу, от него мгновенно зажгли лучину, и оранжевый колеблющийся огонек осветил бледное, слегка удивленное лицо Ранна и торчащий из его груди слева глубоко засевший арбалетный болт. От выстрела в упор не защитила и кольчуга – тяжелая стрела вонзилась по самое оперение, по серебристым кружевным кольцам разбегались темные струйки крови…
Где-то в дома раздались глухие удары, грохот падающей мебели, а затем душераздирающий крик. Конан невесело усмехнулся и закрыл невидящие глаза молодого сородича. Великие боги, это же был всего-навсего любопытный мальчишка, наслушавшийся историй и решивший сунуться в незнакомый и опасный мир… Интересно, на что надеялся этот несчастный крестьянин, когда нажимал на спусковую скобу своего оружия? Теперь и он, и его семья наверняка мертвы, но Ранна-то этим не воскресишь! Что ж, он умер в бою и теперь по праву войдет в чертоги Крома… А все равно – нелепая и глупая смерть…
Позади раздался топот и Конан оглянулся. Вернулись Хальмун и компания, где-то раздобывшие пару факелов. Мечи гандеров отливали в трепещущем неверном пламени черным, а с огромной секиры ванира срывались тяжелые капли. Рыжебородый по лицу киммерийца понял все, вздохнув, подошел к телу и тряхнул секирой. Кровь оросила мертвое и ставшее спокойным лицо Ранна.
Конан дернулся и слегка растерянно спросил:
– Зачем?..
Не обращая на варвара внимания, Хальмун гулким басом печально сказал:
– Вот кровь твоих убийц. Друзья отомстили за тебя, и души тех, кто сделал это, будут вечно прислуживать тебе в доме Ледяного Гиганта…
«Да, как же! – про себя подумал киммериец. – Его душа придет к престолу Крома, хотя насчет остального все верно…»
– Я смотрю, Конан, ты преуспел в открывании чужих ворот! – раздался насмешливый голос, на пороге возник вполне довольный ночным купанием Веллан и осекся.
– Ранн, – прошептал он помертвевшими губами. – Но как?..
– Мы ворвались, а какая-то собака затаилась в темноте. Ранн шел первым и получил болт в упор. И кольчуга не помогла, – глухо ответил киммериец, поднимаясь с колен.
– Его убийца получил заслуженную кару. Тела в доме, можешь полюбоваться, – хищно оскалился Хальмун. Веллан с отвращением помотал головой – он отлично знал, какие трупы остаются после ударов ванира.
Конан направился к выходу и уже на пороге бросил через плечо:
– Не знаю, как вы, а я не хочу спать в оскверненном жилище. Предпочитаю сенной сарай.
– Да, – кивнул вошедший в дом Эрхард. – Там ночевать куда приятней, а завтра устроим Ранну достойный погребальный костер…
* * *
Конан проснулся от легкого толчка в бок, медленно выплывая из сладкой обволакивающей дремы. Варвар широко зевнул, смачно потянулся, так что захрустели кости и только после этого открыл глаза. Обычно он не позволял себе таких вольностей и вскакивал, сразу готовый к бою, однако сегодня, после ночи на мягком душистом летнем сене (только девушки не хватало для полного счастья!), можно было слегка побаловать себя и проснуться, как обычные люди.
Оказалось, разбудил его Эрхард, уже полностью одетый и вооруженный. По сараю уныло слонялись Веллан и Хальмун, разыскивая свои вещи, заброшенные вчера второпях куда попало. Рыжебородый восторженно заорал, вытащив из-за кипы в углу свой потрепанный сапог (второй красовался на его левой ноге). Бритуниец с завистью покосился на ванира и мрачно поинтересовался у не проснувшегося до конца Конана, не видел ли он его, Веллана, куртку, а то эти весельчаки ее куда-то спрятали…
– Собирайся, сейчас запалим здесь все – и к старосте, – раздраженно сказал десятник, направляясь к выходу из сарая. – Кстати, дождь кончился.
Конан радостно хлопнул себя по ляжкам:
– Самая лучшая новость за последние дни! Веллан, вон та старая тряпка в углу – не то, что ты ищешь?..
Через некоторое время отряд выстроился перед дверью в дом, за которой лежал Ранн. Стены жилища были обложены соломой и облиты найденным в погребе маслом. Гильом, не скупясь на пинки, выгнал из хлева всех животных.
Сначала Конан, а затем все остальные по очереди бросили факелы в большую копну возле крыльца. Пропитанная маслом солома легко вспыхнула, и вскоре весь дом оказался в огненном кольце.
– Поехали отсюда, – буркнул Хальмун, с кряхтением забираясь в седло.
– На главную площадь, – поддержал его Эрхард и первым развернул своего коня в сторону дороги.
Деревня начала гудеть, как растревоженный улей. Из домов выбегали крестьяне и просто хватались за головы – пожар разгорался, а ветер дул в сторону села. И, как назло, небо чистое и ясное, нигде ни облачка. Такие прекрасные дни в Пограничном королевстве можно было пересчитать по пальцам, но сейчас этому никто не радовался, наоборот – после взглядов в небо лица кметов, и без того угрюмые и неприветливые, становились еще мрачнее, хотя, казалось, куда уж больше… Обычно после этого следовал презрительный плевок себе под ноги. Многие с неприкрытой ненавистью косились на девятерых вооруженных всадников, медленно и с достоинством проезжающих мимо. Ведь правду говорит шаман, что слова «чужак» и «несчастье» означают одно и то же…
