Мэгги Фьюри - Арфа Ветров
— Что тебе от нас нужно? — рявкнул он ни с того ни с сего. Перестав улыбаться Чайм резко поднялся на ноги, и Паррик увидел у него в руке камень.
Чайм с размаху ударил по одному из наручников, и пленник закричал, потому что железо врезалось в руку. Хотя все тело его онемело настолько, что сейчас он не чувствовал боли, он знал, что пошла кровь, и понимал, что потом будет дьявольски больно.
— Они не замкнуты, болван, — зарычал Паррик.
— О! — Чайм не стал тратить время на извинения, а вместо этого рукояткой кинжала стал разжимать железный браслет, погнутый его ударом.
— Ну да ладно, — сказал он, когда наконец это ему удалось. — Все равно, Призраки, кажется, уже нашли нас.
— Что? — Когда освободилось второе запястье, Паррик вскочил, отчаянно пытаясь схватить ножные кандалы непослушными окоченевшими пальцами.
— Не мешай. — Отстранив его руки, Чайм быстро освободил ноги Паррика от цепей. — Стой и не шевелись, приятель, они — перед тобой.
В ужасе Паррик повернул голову и, проследив за взглядом Чайма, в нескольких шагах увидел двоих — но не Призраков, а огромных, устрашающего вида кошек. В горле у него пересохло: у зверюг были огромные, словно ятаганы, когти, большие, белые клыки и блестящие шкуры. Одна из них была совсем черной, а вторая — черной с золотыми подпалинами. Их горящие глаза казались загадочно-проницательными, словно это были разумные существа. Они угрожающе зарычали, и у Паррика перехватило дыхание.
— Знаешь, — тихо, доверительно сказал Чайм, — мне кажется, они нечто большее, чем просто животные, и ради нашего спасения будем надеяться, что я прав.
И тут, к ужасу Паррика, Чайм точно с ума сошел. Наступая на Призраков с устрашающим видом, он вдруг начал водить руками в воздухе, словно развязывая невидимый узел. Обе кошки тотчас встрепенулись, их желтые глаза расширились, шерсть поднялась дыбом, и внезапно с жуткими воплями они унеслись прочь, точно смерть гналась за ними по пятам.
— Я был прав! — рассмеялся Чайм. — Надо иметь воображение, чтобы испугаться иллюзии. Паррик в изумлении смотрел на него.
— Зачем ты меня спас? — прошептал он. — Чего ты от меня хочешь?
— Спроси лучше об этом у Богини, — ответил Чайм. — Сам я знаю не больше тебя. Однако нашей Покровительнице Зверей вы зачем-то понадобились, и она явила мне видение, которое и привело меня сюда.
— И вовремя, провалиться мне на этом месте! — донесся от соседнего камня слабый голос Сангры, и Паррик с Чаймом улыбнулись.
— Ну вот. — Молодой человек снял со спины мешок, развязал узел и вручил Паррику фляжку, в которой, к его великой радости, оказалось что-то весьма похожее на спирт. Огненная струя обожгла ему глотку.
— Ох! Хорошо! — выдохнул Паррик, и, видя, что Чайм уже освобождает от оков Сангру, накинул на себя одно из принесенных молодым человеком одеял и пошел помогать Элевину.
— ..тропам до моего дома… В общем, от моей бабушки я научился многому, в смысле лечения травами. Может, все же удастся спасти его. Мне трудно просить вас об этом, но если бы кто-нибудь уступил ему одеяло…
Паррик с сомнением поглядел на Сангру. Бледная и дрожащая, она прислонилась к валуну, словно едва могла держаться на ногах. Да он и сам чувствовал себя не намного лучше.
— Проклятие! — воскликнула Сангра и, сбросив с себя одеяло, отдала его Чайму. — Пошли! Надо убираться отсюда, пока мы все не замерзли до смерти!
Когда они заворачивали в одеяло находившегося в беспамятстве Элевина, Чайм, вдруг нахмурившись, спросил:
— А где еще одна ваша спутница, эта сумасшедшая? Паррик помрачнел и пожал плечами.
— Забудь о ней, — только и сказал он.
Вскоре Чайм понял, что вынести отсюда больного старика будет очень нелегко. Его спутники и сами были ослаблены и изнурены, да к тому же еле двигались от холода. Пару раз у него чуть сердце не оборвалось, когда чужестранцы оступились на скользкой тропе, угрожая разбиться вместе со своим лишившимся чувств товарищем.
Целую вечность они как мухи ползли по заснеженному склону, причем пока двое с трудом несли неподвижное тело старика, третий отдыхал. Однако, несмотря на то что они в основном опускались вниз, Чайм вскоре обнаружил, что заботиться о старике так или иначе придется ему, потому что двое других отдыхали все дольше и останавливались все чаще. Они совсем не умели ходить в горах, и Чайм встревожился еще больше. Лицо Паррика было вконец изможденным, а Сангра, казалось, вот-вот упадет. Однако у нее хватило сил дать Чайму затрещину, отчего они едва не упали все вчетвером, когда он, заметив, что кончик носа ее угрожающе покраснел, без предупреждения зачерпнул горсть снега и стал растирать ей лицо.
Когда они наконец добрались до расселины, снова собрались черные тучи, предвещающие обильный снегопад. Чайм остановился, и остальные, словно марионетки, которым перерезали веревочки, также замерли и, положив старика на снег, не в силах двигаться прижались друг к другу.
Чайм не представлял, как в таком состоянии они смогут нести старика по трудной дороге через узкое ущелье, не говоря уже о том, что надвигается буря. Если они не успеют до того, как она начнется, то вряд ли дойдут вообще. Сангра с укором посмотрела на Чайма, выругалась и спросила, едва слышно:
— Далеко еще?
Чайм кивнул, и все трое молча переглянулись. Наконец-то Паррик решился высказать вслух то, о чем думали все.
— Ты уверен, что он не умрет по пути? — спросил он, кивнув на Элевина.
— Думаю, да, — ответил Эфировидец неуверенно. — Но в любом случае, я же не могу удержать бурю, и нам надо как можно скорее добраться до безопасного места.
Кавалерийский начальник снова взглянул на старика, стараясь при этом не смотреть на Сангру.
— А ты уверен, что сможешь спасти его, когда мы спустимся вниз?
На какое-то мгновение Эфировидец заколебался. Своим решением он убьет или старика или их всех. Стоит ли стараться спасти одну жизнь, которая и без того висит на волоске, если в результате могут погибнуть и остальные? И вдруг перед юношей возник образ его бабушки: она бросила на него свирепый взгляд, и Чайм вздрогнул, точно от удара.
— Конечно, я могу спасти старика, и мы донесем его! — сказал он с уверенностью, неожиданной для самого себя, и размотал веревку, которой прежде были связаны одеяла.
— Помоги мне, — велел Чайм. — Тут очень глубокий снег, и если мы не сможем его нести, то придется его волочь, словно санки.
— Не говори глупостей! — возразил кавалерийский начальник. — Толчки и тряска доконают старого беднягу.
Чайм вздохнул. Паррик был прав. Стало быть, остается только одно — то, чего он всячески старался избежать. Преобразиться перед чужестранцами — значит выдать тайну Ксандима… Не говоря уж о том, что среди этих камней можно запросто сломать ногу. Но для спасения старика ничего другого не остается.
