Страшные истории острова Джерси (ЛП) - Майклз Эррен

Мы отправляемся туда, где есть мелочи. Я люблю мелочи. Они быстрые, с большими ушами, и их длинные хвосты мелькают, когда они бегут. Я хочу гоняться за ними и лаять, потому что они наполняют меня восторгом, но если я лаю, я плохая собака, и меня бьют.

Мой Хозяин приносит огонек, похожий на пламя в грязном льду, который он несет в руке. Пахнет сильно, но неприятно, и это гарь. Жжение — это плохо. Вонь портит приятные запахи вокруг нас.

Свет скрыт до тех пор, пока мы не приближаемся к месту, где находятся маленькие существа. Я повсюду чувствую запах маленьких существ, которые бегали и играли. Я тоже хочу бегать и играть. Затем мой Хозяин высвобождает свет, и маленькие существа замирают. Их глаза — сверкающее отражение света, а уши высоко подняты. Я чувствую запах их страха и замешательства из-за того, что их мир превратился из успокаивающей темноты в белую слепоту и страх смерти.

Тогда мой Хозяин снимает цепь с моей шеи, и я подбегаю к ним. Я нюхаю их мягкую шерстку, и, несмотря на их страх, они пахнут жизнью и свежей травой, энергией и свободой.

Я люблю мелочи. Они хороши. Я люблю их обнюхивать, но они не остаются, и когда они убегают в кусты или обратно в свои норы в земле, я хочу последовать за ними, но не могу. Я слишком большая.

Тогда мой Хозяин кричит на меня и бьет цепью, потому что я плохая собака.

Я не понимаю, что делать. Я сделала что-то не так. Я не понимаю почему.

Моего Хозяина не было уже несколько дней. Больше нет ни еды, ни воды. Больше нельзя выходить на улицу и делать всякие мелочи.

Я натягиваю цепь, потому что я плохая собака, и шерсть у меня под шеей стерлась, кожа болезненная и влажная, и от нее исходит неприятный запах. Мне нужно вылизать ее получше, но я не могу дотянуться до этого места.

Я все равно продолжаю тянуть за цепь, потому что я голодна и скучаю по своему Хозяину. Я слышу, как он приходит и уходит. Иногда я даже лаю, всего один раз, чтобы он знал, что я здесь. Но он не приходит.

Я плохая собака.

Я так голодна.

Свет за дверью погас, но Хозяин не приходит, чтобы отвести меня к мелочам.

Я хочу лаять, лаять и лаять, пока не придет Хозяин, но если я это сделаю, то буду плохой собакой.

Я так голодна.

Я тяну за цепь, и на стене, где она прикреплена, мокрая древесина начинает раскалываться. Я смотрю на нее, а затем ковыряю в ней. Через некоторое время цепь ослабевает. Я взволнована. Я подхожу к двери, волоча за собой цепь, и толкаю ее. Мне приходится сильно толкнуть ее, потому что к ней что-то прижимается, но она медленно открывается, и я могу протиснуться в образовавшееся пространство.

Мне страшно, потому что я знаю, что веду себя как плохая собака, и я не хочу, чтобы меня били. Я съеживаюсь, когда позади меня звенит цепь. Я должна вести себя тихо, иначе я плохая собака.

Я никогда раньше не была одна на улице. Я не знаю, что делать. Ночь полна запахов, отмечающих тропинки. Запах моего Хозяина сильный и распространяется туда-сюда, в его собственный большой сарай, куда мне не разрешается заходить. Я также чувствую запах других тропинок. Некоторые я нюхала раньше, и они ведут к основанию деревьев, а затем вверх, куда я не могу дотянуться. Есть и другие запахи, которые я не понимаю, но все они хороши. Я чувствую запах тропинок моих любимых зверюшек с их мелькающими белыми хвостиками, и я машу им своим собственным хвостом. Я пойду по этим тропинкам к месту, где они живут под землей.

Я следую за своим чутьем и начинаю бежать, медленно, потому что я устала и голодна, но я снаружи, и я свободна. Ночные ароматы наполняют мой нос и мой разум. Следы мелких вещей повсюду, и я счастлива.

Я бегу, и я свободна. Я хорошая собака.

Я слышу звук чего-то в долине. Я и раньше слышала его издалека из своего сарая. Иногда я даже чувствовала их запах.

Крупные животные.

У них твердые железные лапы, которые стучат по тропинке, ведущей через долину. Они фыркают и запрокидывают головы, когда тянут что-то за собой. Это похоже на маленький сарай, но он движется, и внутри него живут другие люди, такие как Хозяин.

Мне нравится запах больших животных, и я хочу бегать с ними. Возможно, они подумают, что я хорошая собака. Я не вернусь в плохой сарай. Я свободна. Я буду бегать вечно. Я хорошая собака.

Лошади заржали, когда карета врезалась во что-то с такой силой, что Кэролайн вскрикнула.

— Боже милостивый! Что происходит?

Когда они медленно покатились к неровной остановке, съезжая влево, Натаниэль распахнул дверцу кареты и вышел.

— Извините, сэр! — кучер крепко держал поводья, в то время как перепуганные лошади ныряли и взбрыкивали. — Проклятая собака бросилась под колеса.

Натаниэль отцепил фонарь сбоку кареты и подошел к головам лошадей, успокаивая их мягкими словами и твердыми руками, прежде чем вернуться с другой стороны кареты.

Вскоре он нашел собаку. Ее истощенное тело было раздавлено колесами, а цепь на шее каким-то образом обмоталась вокруг одной из осей. С отвращением выругавшись, Натаниэль опустился на колени в грязь, чтобы размотать цепь, на которой висел труп собаки, и бросил его на землю.

Сморщив нос, он медленно пнул труп в канаву, а затем вытер руки о пальто.

— Глупая, грязная дворняжка, — пробормотал он. — Ладно! Поехали. Надеюсь, эта идиотская дворняжка не повредила колеса.

— Я сбила ее. Я знаю, что сбила, она была прямо перед нами. Я не могла этого не заметить.

Лиза вышла из машины и посмотрела на лес, освещенный фарами. Ее руки дрожали.

— Лиза, я ничего не видела, — Рут вышла из машины и обошла капот, чтобы встать рядом с ней.

— Но раздался глухой удар.

— Все, что я слышала, это антиблокировочную систему тормозов, Лиза. Честно говоря, если бы ты во что-то врезалась, мы бы это почувствовали.

— Я видела ее, — настаивала Лиза. Это была черная собака размером с лабрадора. У нее на шее была цепь. Оно смотрело прямо на меня. Где мой телефон…

— Я действительно не думаю, что тебе нужно звонить… — начала Рут, но затем увидела, что Лиза использует телефон как фонарик, чтобы осветить тени, когда она сошла с дороги.

— Хорошая собака, — позвала Лиза. — Хорошая собака. Эй, мальчик! Эй, девочка! Хорошая собачка. Ты там?

Рут достала телефон и подошла к передней части машины, чтобы осмотреть ее, щурясь в свете автомобильных фар.

— Никаких повреждений, Лиза. Ни крови, ни шерсти. Ты знаешь, каково это, когда просто налетаешь на камень на дороге. Если там была собака, то все в порядке. Должно быть, она убежала.

— Но я видела ее так ясно! — крикнула в ответ Лиза. — У нее была цепь. Кто надевает цепь на собаку?

Она стояла, беспомощно уставившись в темноту и пожала плечами, выключила свет на телефоне.

— Хорошая собака, — позвала она тише.

В темноте я виляю хвостом. Они не могут меня видеть, но я хорошая собака. Она сказала это снова. Я хорошая собака.

Я свободна. Я буду бегать вечно.

Я хорошая собака.

СВЕТ В ТУННЕЛЕ

Ему не полагалось приближаться к бункерам. Мальчик знал это. Его предупреждали мать, отец и несколько знаков, каждый из которых был драматично украшен черепами и скрещенными костями. Его даже предупредила тявкающая собака, перебежавшая ему дорогу. Он не обращал внимания ни на одно из них.

Война закончилась уже несколько месяцев назад, но районы, которые были укреплены немцами, многие из них на пляжах и вокруг них, все еще были опасны. Самих немцев уже не было, но наземные мины и неразорвавшиеся боеприпасы всех видов по-прежнему валялись на острове.