Дарт Лонгботтом (СИ) - "Добрый Волдеморт"

Невилл очнулся внезапно, будто кто-то рванул его за невидимую нить, связующую с миром живых. Шёл дождь, воняло гарью и кровью, невдалеке слышалось гудение молнии и женский крик. Он столкнул с себя тяжёлые кольца мертвой змеи и посмотрел туда, откуда слышались звуки боя.

Невилл заметил, что отец уже почти добил ту самую убийцу профессора Трелони, принявшую облик Гермионы Грейнджер. Внезапно, Гарри, тоже поднявшийся на ноги, что-то метнул в ту сторону. Сердце Невилла бешено заколотилось, и он увидел — длинный кинжал, брошенный Поттером, вонзился отцу в спину. Самый лучший в мире человек, уже победивший и Волдеморта, и Дамблдора, был предательски ранен тем, кого Невилл считал другом.

— Нет… Нет!.. Как же так?.. Отец!.. Гарри, что ты наделал, сволочь⁈ — закричал он отчаянно.

Старший Лонгботтом медленно опустился на колени. Пальцы отца дрожащими движениями ощупали кровавую рану на груди, будто не веря в происходящее. На последнем издыхании тот поднял голову и протянул к Невиллу окровавленную ладонь — казалось, отец пытался сказать что-то важное, последнее напутствие… Но следующее мгновение разбило последнюю отчаянную надежду в душе Невилла — отец безжизненно рухнул лицом вниз, с торчащим из спины кинжалом.

Поттер уже мчался к Грейнджер, руки приятеля лихорадочно выводили исцеляющие заклинания над обгоревшим телом Гермионы. Тот не мог видеть, как Лонгботтом-младший, всхлипывая и прихрамывая, направился к убитому отцу. Невилл опустился на колени прямо в пыль. Он стиснул в объятьях мёртвое тело самого близкого на свете человека и заплакал. Сквозь слезы Невилл увидел, что взгляд тёплых карих глаз отца, прежде полный искренней любви и гордости к нему, теперь безжизненно пуст.

«Это навсегда…» — хлестнуло отчаянье. В душе Невилла зазвенела натянутая струна, а потом лопнула, ломая всё, что составляло прежде его сущность. На руинах прежнего Невилла родился совсем другой человек. Его кулаки сжались так, что костяшки испачканных в пыли пальцев побелели.

В руке Невилла сам собой появился меч Гриффиндора, и он в два шага оказался рядом с бывшим другом, который, не обращая внимания ни на что, безуспешно закидывал лечебными заклинаниями дымившееся тело мёртвой Грейнджер.

— Герми, очнись! Всё кончилось, Герми, мы победили, ты спасена! — отчаянно кричал Поттер, не замечая ничего вокруг.

В душе Невилла пульсировало нестерпимое желание отомстить убийце. Ему чудился усталый хриплый голос отца: «Отомсти за меня, сынок. Продолжи моё дело… Я люблю тебя, Невилл…»

Несколько метров, отделявших его от Поттера, Лонгботтом преодолел почти мгновенно. Короткий замах, резкий свист рассекаемого воздуха — и меч Гриффиндора убивает Поттера.

Из обрубка шеи бывшего друга вместе с кровью повалил чёрный дым, формируя искажённое агонией лицо Волдеморта. Невиллу даже показалось, что он слышит шипящий голос. В этот момент до него всё дошло: Гарри был не виноват — дух Тёмного Лорда вселился в тело Поттера и заставил того напасть на отца.

Проклиная Волдеморта и Дамблдора за гибель всех, кого он любил, Невилл в исступлении рубил мечом то, что осталось от Поттера, лежавшего на теле Гермионы, даже не глядя, куда попадает. Его трясло всё сильнее, магия выходила из-под контроля, мощнейшие удары разрубали сразу оба тела до самой земли. За один день Невилл потерял всю семью и друзей.

Внезапно пространство вокруг содрогнулось от магического взрыва невероятной силы. Земля пошла волнами и раскололась глубокими трещинами. Невилл, слепо размахивавший мечом в эпицентре зарождающегося урагана, даже не заметил, как за секунду до магического катаклизма случайно разрубил белого червя, пытавшегося выползти изо рта мёртвой Гермионы Грейнджер.

Волна тёмной магии, напоминавшая ядерный взрыв из маггловских страшилок, мгновенно разошлась кольцом во все стороны. Она смела последние остатки Хогсмида, оставляя за собой лишь серый пепел. Вдали вспыхнул и загудел гигантский купол над Хогвартсом — последний оплот жизни, защищавший укрывшихся внутри людей и волшебных существ.

А затем у Невилла случился магический выброс, очищая перегруженный страданиями разум. Земля вокруг него схлопнулась и ожила: зелёные побеги пробивались сквозь пепел и кровь, и через мгновение на месте мёртвых тел начало стремительно разрастаться зелёное поле с молодыми берёзками по краям. Невилл, совершенно опустошённый, рухнул в густеющую на глазах траву и потерял сознание.

Из невидимости появился феникс. Птица мягко курлыкнула, уронив на Невилла несколько сверкающих слезинок, а затем, подхватив меч Гриффиндора, стремительно полетела к Хогвартсу.

В палате Януса Тики царил полумрак, наполненный запахами человеческого пота, томными вздохами и звуками страстных поцелуев. Внезапно пламя ароматических свечей, создававших в комнате возбуждающую атмосферу, погасло, а ему на смену пришли арктический холод и мрак.

Локхарт, стонавший под скачущей на нём медсестрой, вдруг выгнулся в судороге — отнюдь не от страсти — и сбросил с себя ничего не подозревавшую любовницу. Зазвенели бокалы на прикроватном столике, опрокинулась недопитая бутылка хереса, и по комнате разлился терпкий запах вина.

В тот же миг многочисленные портреты Локхарта на стенах вспыхнули и сгорели, наполнив воздух запахом гари, а с пола послышались сдавленные ругательства обескураженной медсестры. С минуту ничего не происходило. Затем на кончике палочки, зажатой в руке дородной ведьмы, вспыхнул огонёк Люмуса. Поднявшись, она увидела, что Локхарт, белый как мел, лежит на кровати без движения.

Медсестра немедленно бросила в любовника диагностическое заклинание и, получив неутешительный результат, побледнела так же, как сам Локхарт. Потоптавшись у двери около минуты, она наконец выбежала из палаты, на ходу накладывая на себя косметические чары.

«Если этот дряхлеющий красавчик не рассчитал свои силы и умер от перенапряжения, — с возмущением подумала дородная ведьма, — меня ждёт огромный штраф, а возможно, и пара лет в Азкабане. Лучше вернусь к маме в Норфолк, пока всё не утихнет».

Уже через час бывшая медсестра получила расчёт в бухгалтерии лечебницы и поспешила уехать, поклявшись никогда больше не вспоминать о Локхарте.

Палпатин открыл глаза и бездумно уставился в зеркальный потолок, в котором отражалось сейчас обнажённое тело Гилдероя Локхарта. Вид у бывшего писателя был неважным. Впрочем, Шиву было плевать. Через секунду под бледной веснушчатой кожей Локхарта словно забурлили маленькие гейзеры, всё тело бывшего писателя пошло волнами, и где-то через несколько секунд в потолке отражалась крепко сбитая фигура Питера Керригана. Эта маска нравилась Палпатину, напоминая его истинный облик в далёком прошлом, и он не собирался изменять своим привычкам.

Накинув на себя мантию отвратительно сиреневого цвета, Палпатин отыскал в прикроватном столике палочку Локхарта и, наложив на себя чары невидимости, вышел в коридор. Следовало немедленно вернуться в Хогсмид, чтобы проконтролировать, насколько качественно Невилл выполнил его последний приказ. Шив понимал, что, только поддавшись эмоциям, юный Лонгботтом сможет причинить вред Гарри Поттеру и Гермионе Грейнджер, поэтому действовал наверняка.

«Надеюсь, я не вскипятил ему мозг. Было бы жаль потерять Невилла», — мелькнула в голове Палпатина мысль, окрашенная необычной для него ноткой вполне себе человеческого беспокойства за близких.

Ситуация едва не вышла из-под контроля, когда клинок Ноктисс — древний артефакт неизвестного происхождения — без особого труда прошёл сквозь его надёжнейшую защиту. Извилистое лезвие кинжала не просто пробило ему сердце — оно выжгло магические каналы и уничтожило источник настолько быстро, что не помогли ни метаморфизм, ни раздавленная во рту капсула со слезами феникса.

У Шива не оставалось другого выбора, кроме как воздействовать на сознание Невилла максимально просто. Он не без основания предполагал, что у древней ведьмы тоже был свой, особый способ выкручиваться из безвыходного положения. Не зря же та вела себя уверенно, даже будучи полностью в его власти.