Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)
— Кто его убил? — послышался чей-то вопрос.
— Я.
А вот теперь они не хотят верить. Некоторые усмехнулись, глаза других засверкали.
— Будет врать-то! — крикнули ей. — Стала бы ты его убивать! Ты ж сама оборотень.
— Я больше не оборотень, — ответила Веглао. — Теперь уже нет.
— Почему? — из толпы навстречу ей выбрался красивый рыжий парень с горящими глазами, которого она видела в Меркании. — Почему мы стали людьми? Потому что ты убила его? Ты?
— Вот именно, — кивнула Веглао. — Я застрелила его серебряной пулей. Он лежит в квартале отсюда, можете посмотреть.
— Зачем? — спросил парень. — Зачем… за что ты его убила?
— Да, — вмешалась какая-то женщина. — Ты же сама оборотень… ну, то есть, была оборотнем.
— Какая вам всем разница? — Веглао прикрыла глаза. Она чувствовала, что понемногу начинает дрожать. Чудовищное напряжение последних нескольких часов понемногу отпускало её, и раны, ожоги, вывих болели с каждой минутой всё сильнее.
До неё доносились голоса спорящих людей, хотя слова разобрать можно было не всегда. Она слышала, как бывшие оборотни говорили о Кривом Когте, как они не могли сопротивляться его воле, и отстранённо думала о том, что люди, быть может, в это и поверят — ведь не стали же они сразу уничтожать оставшихся в живых оборотней, вон, даже рядом с собой стоять позволяют. А потом она услышала, как совсем рядом суровый, резкий голос спросил:
— А откуда ты взяла серебряную пулю?
— Мне дал её Рэйварго, — ответила Веглао. — У него их было две.
— Так вот куда он пропал, — протянул кто-то. — Он пошёл к вам.
— Он предатель, — с презрением сказал другой голос. — Он выпустил из тюрьмы эту парочку. Собаке — собачья смерть!
Веглао почувствовала, что снова свирепеет. В неё словно впрыснули какое-то бодрящее вещество. Она выпрямилась и, сжав кулаки, обвела всю толпу тоскливым, ненавидящим взглядом.
— Кривой Коготь умер! — она почти выплюнула эти слова. — И это я его убила! А Рэйварго выпустил меня из тюрьмы и дал мне оружие! Если бы не он — половина из вас уже валялась бы на земле с выпущенными кишками, а вторая половина стала бы оборотнями, одними из стаи Когтя! Если кто-то ещё раз оскорбит память этого человека — я буду драться с ним, и если он меня убьёт — мне плевать!
Ей и в самом деле было плевать уже на всё, и потому она не заметила и не поняла их молчания. Они все молчали, хотя Веглао ждала издевательского смеха и проклятий — а может, и выстрела, одного-единственного, такого желанного. Она слишком устала от всего — от бессонной ночи, от беготни, от жара, от боли, от горя — чтобы понять, что победила, и уж тем более чтобы радоваться своей победе.
Подошёл Октай. Он обхватил её за плечи и нежно прижал к себе. Она прижалась лицом к его груди, крепко закрыв глаза — они очень болели.
— Хватит уже, вы, — сказал Октай, с ненавистью глядя на дониретцев. — Оставьте нас в покое хотя бы ненадолго. Дайте нам проститься с нашим другом, а потом мы уйдём и больше не вернёмся. Что угодно, лишь бы больше вас не видеть!
— Мы нашли его! — раздался вдруг чей-то испуганный крик. Все, как один, обернулись туда, откуда он прозвучал. Веглао тоже повернула голову. На дороге стояли несколько парней из Донирета. В руках двух из них был длинный свёрток из мешковины. Они бросили его на землю, мешковина раскрылась, и все увидели труп.
Как и предсказывал Овлур, Кривой Коготь превратился в волка. Его шерсть сильно обгорела, розоватая плоть обуглилась, а правой передней лапы вовсе не было. Один из молодых людей держал её, отрубленную, в своей руке, и сейчас, размахнувшись, кинул под ноги собравшимся.
— Взгляните, — сказал он, — на ней три пальца.
Лапа была такой же кривой и уродливой, как рука. Когти растрескались от жара, кончики пальцев почернели. От неё всё ещё шёл дым и мерзко пахло палёной шерстью.
— Мы ещё нашли вот это, — сказал другой юноша, совсем молодой — на вид ему было не больше шестнадцати. Он подошёл поближе и протянул ладонь. На ней лежал маленький, оплавленный кусочек серебра размером с пулю. Он был не просто оплавлен — серебро будто скукожилось, не выдержав столкновения с плотью Кривого Когтя, и вдобавок почернело.
— Пуля… это наверняка пуля… была внутри него, — голос паренька был полон ужаса. — Когда мы его подняли, она выпала из раны на его груди. Ребята, покажите…
Парни перевернули Кривого Когтя так, чтобы всем была видна его грудь. Серебро прожгло в ней такую дыру, что внутри могло бы поместиться крупное яблоко. Все вздохнули, кто-то потрясённо застонал, кто-то выругался, а кто-то усмехнулся.
— Так это правда, — проговорил тот же человек, который недавно спрашивал у Веглао, где она взяла серебряную пулю. Теперь она узнала и его — он был одним из полицейских, которые утром увезли их в тюрьму. — Она убила его.
Веглао почувствовала, что Октай дрожит. Ей стало стыдно — она совсем забыла про его раны. Она повернула голову к дониретцам:
— Мой друг ранен. Если никто не станет помогать, — уйдите. Нечего так на нас смотреть.
Никто не шелохнулся. Наконец кто-то проговорил:
— Раненых сейчас уносят в ратушу.
— Он сможет туда добраться? — влез другой, пожилой рабочий с сединой в волосах (те, кто хорошо его знал, помнили, что ещё вечером его волосы были рыжими, как осенние листья, без единой белой пряди). — Сможешь сам идти, парень?
— Смогу, — ответил Октай сквозь зубы.
— Я проведу тебя, — сказала какая-то молодая женщина. На её щеке алел порез, и при всяком слове её лицо вздрагивало от боли. Она протянула Октаю руку, но он не тронулся с места.
— Я никуда без неё не пойду, — каждое слово давалось ему с трудом, от боли он уже не мог прямо стоять. Веглао поддерживала его, чувствуя, что скоро он упадёт. Ей хотелось остаться здесь, рядом с Рэйварго, — но Рэйварго умер, а Октай, если постараться, ещё долго не умрёт. Толпа расступилась перед ними, но без всякого отчуждения — просто давала пройти. Женщина с порезанной щекой взяла Октая под руку, с другой стороны его поддерживала Веглао. Они сделали так два шага, потом один из рабочих, высокий и сильный, шагнул к ним, просто взял ослабевшего мальчика на руки и понёс.
— Не волнуйся, девочка, — сказал он через плечо, — я его доставлю в целости.
Октай только взглянул на неё, и глаза его закрылись, а голова безжизненно свесилась назад. «Только ты не умирай, — подумала Веглао, — не бросай меня, мне слишком страшно одной».
