Мария Версон - Огни Ринеля
- Тридцать четыре! - Прокричала она, увидев округлившиеся глаза Маретти, и пары других послушников, стоявших не за её спиной. Тепло ауры Амита вмиг исчезло - оно сменилось холодом. Произнося одну за другой цифры, Млинес очень хотелось устроить нежный поцелуй носу Амита и столу, и объяснить этому завистнику как он на самом деле дорожит своим соседом по келье. Но это потом. Все это потом. - Сорок один!
Амит сорвался с места и подлетел к Тео:
- Мастер! - Тихо сказал он, на что тот кинул на него усталый взгляд, переполненный тревогой.
- А разве ты не этого хотел, Амит?
- Пятьдесят!
- Нет, не этого!
Наступила тишина.
Стижиан, стоящий ногами в небольшой лужице собственной крови, поднял голову и все услышали, как захрустела его шея. Медленно, он опустил затекшие побелевшие руки, с застывшими и обескровленными пальцами, и только тогда все присутствующие смогли увидеть, что на самом деле скрывали лучи утреннего солнца: кровоточащие раны, не оставившие живого места на спине монаха. Пятьдесят ударов сделали свое дело: разошлась кожа, порвались несколько мышц. С виду нельзя было сказать, целы ли ребра и позвоночник. Стижиан не чувствовал ничего уже удара с десятого, и не помнил, как прохрустев шеей, нагнулся, чтобы подняться свою мантию и накинуть её на окровавленные плечи.
Один шаг. Второй. Третий.
Он рухнул на пол в трех шагах от колонн.
Амит сделал рывок вперед, но рука Млинес схватила его за шкирку и отшвырнула назад, к лестнице, на которой сидели неспособные пошевельнуться от удивления прочие монахи:
- Мастер! - Крикнул ей Амит, вскочив на ноги и нахмурив брови, его, в тот день голубые, а не серые, глаза были готовы выпрыгнуть из орбит и пуститься бежать в разные стороны. - Позвольте!..
- Ты уже достаточно сделал, Лоури. - Рыкнула она, в то время как Тео присел рядом с сыном на колени и приложил к его щеке свою руку. - Доживет до палаты целителей? Отлично. - Оба мастера подхватили Стижиана под руки, и с невиданной ранее скоростью поволокли его в третий корпус.
Последующие четыре дня для всех жителей монастыря тянулись дольше, чем обычно. Первой причиной переполоха были россказни о том, как проходило наказание. Даже очевидцы, хоть их было и не мало, уже начинали путаться в показаниях и нести откровенную чушь. Вторая причина - прием, который использовали мастера для скоростного передвижения, и каждый был готов поклясться в двух вещай: что перед этим сверкнуло нечто ярко-белое, круглое и вращающееся, и что этот прием не был телепортацией. Третьей - известия о том, что Стижиана из мраморного зала уносили.
Стижиан Ветру для прочих обитателей монастыря был тем учеником, который раздражал всех одним своим существованием ещё до того, как его стали отправлять на задания. С первых лет обучения в монастыре он получал хорошие оценки, лучше всех выполнял упражнения (разве что иногда не приходил на занятия и в такие дни подобно одинокой звезде в небесах светился Амит). О нем мастера говорили как о книжном персонаже, ставили его всем в пример, просили обращаться к нему с вопросами и все такое. После того как Стижиан со скрипом и руганью сдал экзамен, отлежался в лазарете и получил свое задокументированое право выполнять задания, появилась ещё одна причина для "негодования" тех, кому не так сильно "везло".
Монахи, обучающиеся в монастыре и проходящие практику, десятую часть денег за выполненные задания отдавали на нужды монастыря. С остальной частью разбирались кто как: Амит отсылал деньги матери в Орану, хотя она в них не нуждалась, Милф и Маретти все пропивали ещё по дороге в Монтеру, а Стижиан хранил их в Ормартском банке. Невероятная волна негодования пронеслась средь умов обитателей монастыря, когда однажды монастырский казначей (точнее несчастный мастер Даттос, который с удовольствием бы целыми днями преподавал среднему потоку (монахам в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет) свою любимую тему самообороны, но был вынужден заниматься бюджетом) болтая с кем-то за обеденным столом высказал короткую, но весьма четкую фразу о том, что ах какой у Тео сын - отдает монастырю больше половины своих денег. После этой случайно услышанной кем-то фразы на Стижиана свалилось ещё больше ещё более недовольных взглядов.
И вот, несколько лет спустя, в монастыре узнают, что "тот-самый-Стижиан-Ветру" не только нарушил одно из главных правил монастыря, настойчиво требовавшее от учеников целомудрия и терпения, но и чуть было не отбросил коньки во время исполнения приговора. Разумеется, никто, и не вспомнил, что за день до этого Стижиан лез на четвертый уровень легендарного склепа, чтобы спасти мага-бестолочь, что он был вымотан, что он, в конце концов, всю ночь провел с женщиной, что тоже утомляет под утро. И никто не обратил внимания на то, что с того часа как Стижиана положили в лазарет, Амит исчез.
Никто не знал куда он делся и тем более чем он занимается, да и дела до этого никому не было: наступили экзамены. Их было всего четыре: история Храма Сияния (для первого потока), основы контроля силой (для них же: приходилось материализовывать мизерные частицы энергии и рисовать из них всякие фигурки в воздухе). Второй поток сдавал всего один экзамен (состоящий из двух этапов) и им была акробатика: в течении некоторого времени экзаменующийся должен был добраться с одного конца города до другого не ступая на землю; и четвертый экзамен сдавал старший поток (самый малочисленный). Младшие считают, что этот экзамен - легкий, ведь нужно всего-то привезти десять благодарственных бумаг, подписанных десятью разными людьми из разных городов. Эти бумаги становились свидетельством того, что монах успешно выполнил десять заданий. В целом, младшие были правы - тем, кто доживал до этого экзамена (а это ребята в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет) и ежемесячно выполняли заданий по двадцать, собрать эти письма не составляло труда. А вот младшие ныли, особенно средний поток.
Мастер Тео радовался тому, что Млинес, ввиду недавних событий, сняла с него обязанность принимать экзамены у "средненьких" и позволила тому целыми днями бегать с выпученными глазами туда-сюда со склада до лазарета, хвататься за голову и нянчить уже большего сыночка.
Стижиана положили на самой мягкой из всех кроватей, что были в монастыре. Обработали раны пятью лучшими свежеприготовленными препаратами, приготовленным лично Тео. Кровотечение удалось остановить почти сразу, но сами раны не заживали. Млинес, с грустью взирая на своего коллегу, всё свободное время просиживающего у постели сына, утром, на следующий день после наказания, принесла в лазарет небольшую белую коробку:
![Джек Вэнс - Глаза другого мира [Глаза верхнего мира, Глаза чужого мира]](/uploads/posts/books/66124/66124.jpg)
