Мария Версон - Огни Ринеля
- Да, он самый, - ответил Тео, рассматривая единственную во всем монастыре картину, которую Млинес нарисовала её младшая сестра, или мать, или приемная дочь, а может и сама мастер: никто точно не знает. Смотреть на нарисованный маслом первоначальный вид монтерского монастыря было любимым делом Тео, каждый раз, пока Млинес копалась в шкафу среди своих абсолютно одинаковых мантий.
- Эх, как ты с ним поступишь?
- Не знаю пока что. Ты долго?
- Нет, мне десяти минут хватит, потом я уже Милфа с Маретти позову. Что ты вздыхаешь?
- Млинес, а каков шанс того, что в годы своей юности я и впрямь мог стать отцом Стижиана? Ведь я был на фестивале в Кайлинне, я был там с женщинами...
- Ты был в стельку пьян и не помнишь этого. Да и это не важно, ведь после тех "гулянок" мы с прочими мастерами тебе всыпали так же, как сегодня всыплем твоему сыночку. - Млинес подошла к Тео, который с задранным вверх подбородком и по-прежнему отчужденным лицом продолжал разглядывать картину. - Он - твой сын, - пояснила мастер, - носит твою фамилию, занимается тем же, чем и ты, а течет ли в его жилах твоя кровь - вопрос десятый. Главное, что у вас отношения... семейные. Может он однажды в честь тебя назовет своего ребенка...
- Надеюсь, Богиня этого не допустит. - Ухмыльнулся Тео, а когда Млинес вопросительно подняла брови, добавил. - Теоллус. Не знаешь, что это такое?
- Видимо твое полное имя.
- Теоллус это фрукт такой - похож на груши, только мелкие и черные. Ты оделась?
- Да, о великий Фрукт!
- Прекрати. - Тео невесело покачал головой из стороны в сторону.
- Да ни за что!
Было где-то десять часов утра, когда чья-то грубая рука схватила Стижиана за плечо и стала трясти. Монах лежал на боку, лицом к проходу, и первым, что он увидел, были колени человека, посмевшего его разбудить.
- Доброе утро Стижиан. - Хором поздоровались с ним близнецы Милф и Маретти, один из которых дергал его за плечо, а другой стоял в дверях. Кто из них кто Стижиан не мог сказать никогда, да и не нужно было - эти двое всегда ходили вместе и работу свою делали тоже вместе.
- Я надеялся, что вы двое никогда не постучите в дверь моей комнаты. - Улыбнулся монах, приподнявшись на локти. - Ой, болит как...
- Спина то? Уже догадываешься, почему мы здесь? - Ухмыльнулся тот, что стоял у кровати.
- А-а-а... - Протянул Стижиан, кинув взгляд на кровать соседа - она была пустой и не заправленной. - Потрясающе...
- Он все утро бегает счастливый настолько, будто мелон получил в наследство... - (Мелон - древний легендарный артефакт, абсолютно бесполезный в руках монаха, но очень красивый и дорогой. Он был всем, что осталось от некого народа, который был стерт с лица земли очень много лет назад. О самом народе ничего не известно, как и об их культуре, лишь изредка в разных концах света из неоткуда всплывают их артефакты).
- Амит?! - Удивился Стижиан, приподняв брови. - Ему то зачем на меня стучать?
Тот, что стоял поближе, удивился не меньше чем Стижиан секунду назад. Он открыл было рот, чтобы ответить, но с пол минуты лишь хватал им воздух:
- Ты воистину воплощение доброты и наивности! - Наконец выдавил он из себя, хлопнув в ладоши прямо перед носом Стижиана. - Как бы там ни было, у колонн тебя уже ждут.
- У колонн? - Брови на его лице поднялись ещё выше. - В смысле, прямо сейчас? А-а-а... А как же долгая речь о том, какой я плохой? О том, что я провинился, раскаиваюсь и все такое?
- Стижиан, не ври нам, и тем более себе: по довольной твоей морде видно, как сильно ты раскаиваешься. К тому же Млинес, когда посылала нас за тобой, готова была упасть со смеху, и сказала что-то про спор с мастером Тео на целую гору ринельских. В общем отчитывать тебя будут сразу перед наказанием.
- А какое наказание? Смысле... Сколько и чем?
- Пятьдесят, трехметровой. - Ответил тот, что у двери, разглядывая царапинки на спине Стижиана. - Ветру, - он любил называть его по фамилии, а значит, это был Маретти, - у тебя ведь высокая скорость регенерации, почему кровь идет?
- Кстати да, - подхватил брата Милф, - если с тобой что-то не так, скажи, наказание просто перенесут.
- Нет-нет, - отмахнулся Стижиан, засунув руку под кровать в поисках плаща. Хоть царапины и были тонкими, боль они причиняли знатную. Потянувшись, монах уже успел пожалеть, что не признался о своей проблеме с регенерацией. - Кто из вас двоих должен будет обыскать комнату?
- Я! - Милф поднял руку, а Маретти вышел из кельи, вслед за ним поплелся Стижиан.
Эту парочку вот уже два года отправляли за провинившимися послушниками. Милф и Маретти только выглядели отбитыми от общества и страдающими от одиночества. Нет. Вовсе нет. Во-первых их все-таки было двое и скучать им не приходилось: они никогда не упускали шанса "забыть" кто из них кто и поиздеваться над окружающими, особенно над теми, кто ещё не умел читать ауру, или умел, но плохо, хотя над этими людьми пошутить удавалось получше. Во-вторых эти двое обладали уникальными телами, в которых магия и физическая сила неразделимы: они не умели плести простейшие заклинания, даже исцеления, даже не силовые, а бумажные (те, для которых применяют свечи, большинство монахов пользовалось именно ими), но они умели вкладывать чистую магию в свое тело, что делало их очень опасными противниками. В-третьих: они были близнецами не только в телах, но и в своих магических отражениях: их потоки силы неразличимы, следовательно ауры - одинаковы. У близнецов, наделенных силой, выявилась удивительная и ещё толком не изученная способность обмениваться событиями. Они не читали мысли друг друга, не могли видеть глазами друг друга, не менялись телами, просто каким-то образом вся полученная информация одним из них передавалась и другому. Им легко давались все устные экзамены.
Их двоих отправляли за теми, кого ожидало наказание, поскольку всегда находились трусы, пытавшиеся сбежать, и в случае необходимости, Милф или Маретти скручивали тому руки и за шкирку тащили на "раскаяние".
Маретти не был столь самонадеян, чтобы прикасаться к Стижиану, ему даже не понравилась идея будить его, но выбора не было. Для него Стижиан Ветру был чем-то неземным, запретным и неприкосновенным, словно бы герой детской сказки, который почему-то жил в паре комнат от него. И больше всего Маретти не нравилось смотреть Стижиану в глаза, да и никому не нравилось, многие и видеть их не могли. Мысли о том, что придется пролить кровь этого "неземного" человека, казались Маретти совсем уж дикими. Он поравнялся со Стижианом, шедшим широкими быстрыми шагами, и взглянул на его лицо: оно было вполне себе счастливым, а никак не удрученным фактом грядущего наказания. Сын Тео Ветру лишь чуть хмурил брови и поджимал губы, когда вспоминал о своей соседе, которого неформально считал другом и никогда бы не заподозрил в предательстве: