Дмитрий Щербинин - Спящие боги
Творимир сходил с ума. В сознании всплывали образы минувшего. Темными тучами наползали воспоминания – давили его.
Вот он вновь в подвале. Шило вдавливается в его ухо. Он истово кричит:
– Терзайте меня! Мучьте! Пилите! Рвите! Жгите! Я все выдержу – лишь бы только не мучаться всю вечность после!..
И шило входит в голову – он ревет в припадке боли и восторга. Ему пилят ногу, прижигают, отливают водой, а он все вопит об искуплении. Его сажают на шипы, разрывают шею – захлебываясь кровью, из последних кричит: «Прости!»
И вновь он в склепе. Недвижимый. Безмолвный. Холодный. А внутри рвет его раскаленное шило: «Прошлого не вернуть. Совершенного не исправить. Мертвых не воскресить».
…И вновь пытка временем. Бесконечное время. Минуты, часы, месяцы, годы. Вновь и вновь умирал он мученической смертью, молил о прощении, и снова оказывался в склепе…
А озерные воды подымались, медленно затопляли склеп. Коснулись его стоп, затем – быть может, через год, добрались до подбородка. Он хотел завопить – челюсть дрогнула, отвалилась.
И вот накинулись на него рыбы, стали разрывать. И он оказался внутри рыб. Расплылись рыбы, а его разорванное сознание одновременно существовало в каждой из них. Безумно метались, смешивались образы: водоросли, темная озерная глубь.
– Прости! Прости! Прости! – безмолвно вопил он, в каждой из этих рыб…
Все холоднее становились озерные воды. Быть может, рыбы и не чувствовали этого холода, но расщепленное на тысячи осколков тело страдало…
Ледовый панцирь затянул поверхность, намело снега, и в озере стало совсем черно. Творимир метался в этом мраке, и вопил:
– Прости!.. Спаси!.. Прости!.. – и так до бесконечности.
Настало такое мгновенье, когда он возжелал сам себя уничтожить. И все то множество рыб, в которых он пребывал, устремились навстречу друг другу, и стало друг друга разрывать…
Безмолвный, беспрерывный вопль полнил глубины. Столь яростной была эта битва, что даже лед пошел трещинами, и, как из раны, метнулись из него черные воды. Израненные рабы забились под сыплющим снегом небом, но и здесь они продолжали грызться…
Творимир не нашел с собой примиренья – в живых не осталось ни одной рыбы.
Но все равно осталось сознание. Вместе с разодранными, холодными телами спускалось оно ко дну…
Земля выдалась лютой. Тридцатиградусные морозы, метр за метром обращали воду в лед, и вот добрались до самого дна. Смешанный с илом, Творимир вмерз в лед. И уже не осталось ничего, кроме вопля: «П–Р–О–С–Т–И!!!» – вопль вытягивался в часы, дни, месяцы…
И зазолотилось сквозь ледовую толщу весеннее солнце – мгновенно, одним прикосновеньем излечило от боли.
Озеро оттаяло. Сияющее и чистое, глядело оно в щедрое небо. Творимир расползся по всему дну – все дно золотилось – каждая песчинка тихо молила: «Прости. Приди. Я жду».
И потемнело небо. Нескончаемые, слитые из птиц с девичьим ликом, реки хлынули оттуда. Они спускались к озеру…
Творимир очнулся, стоящим на берегу. Все кругом темнилось, вздрагивало, перелетало – тысячи знакомых ликов кружили…
– И что теперь… – прошептал он.
В одном месте птичьи тела разошлись и открылись руины замка.
– Сколько лет прошло… Столетия. – прошептал Творимир. – Но ведь я должен пройти дорогу до Яслей Богов. Я чувствую… Как же вернуть прошлое?
И тогда мириады птичьих тел стали сплетаться меж собою: они образовывали стены, деревья, людей. И вот уже перед Творимиром конный отряд.
Отряд еще топорщится перьями, еще вздрагивает неровно – сплетается. Но вот из перьев выплыли человечьи глаза, появилась одежда, кожа.
Рядом с Творимиром остановился Царь, грозно на него зыркнул:
– Опять сбежать удумал?
– Что случилось?. – прошептал Творимир.
– А ничего! – раздраженно крикнул Бриген Марк. – Опять то же самое – у нас пир, а ты сбежать умудрился! Где ночь–то прошлялся?
– В озере был.
– Купался?
– Вроде.
– Дурень! – сплюнул Бриген.
Но царевы воины глядели на Творимира с уважением, как на смельчака – не побоялся ведь искупаться в ведьмином озере. Да и Царь был доволен:
– Беру тебя в свои «Черные Псы». Идешь?
– Нет. – быстро ответил Творимир. – Уже наслужился.
– Когда же это?
– Да так… неважно.
– Ты с Царем так не говори! – испуганно прикрикнул Бриген Марк.
– Ничего. Я сегодня добрый. – усмехнулся Царь. – Ну, поехали…
И снова Творимир в седле, спросил у Бригена Марка.
– Сколько в замке пробыли?
– Да что с тобой? Здоров ли? – Бриген внимательно на него поглядел.
– Сейчас – да.
– Ночь. Одну ночь. Три сестры нас попотчевали…
Но ехавший рядом землянин тихим голосом поправил Бригена:
– Нас потчевала одна Сома. Жару хватило только на князя Лесного, и еще воина – «Черного Пса». Ну, а третья сестра, Стрева – их столкнула. Воин, пьяный, дурак – князя Лесного и убил. В подвал его потащили – такой оттуда вопль поднялся – по всему замку слышно… Бррр. Варварские нравы!.. Кстати, воин тот на тебя, Творимир, был похож. Говаривали, что он с ведьмой озерной связь имел. Коли бы ее выдал – спас бы себя.
– Ну, и что же – выдал? – дрогнувшим голосом спросил Творимир.
– Нет.
Глава 5. Прости!
Весь день скакали, и уже в потемках спереди хлынул трепетный свет большого города. В городе уже знали, кто скачет – ворота распахнуты. Стражи, бояре, простой люд – все сгибались в низких поклонах, а кто и на коленях стоял.
Они подъезжали к большому, нарядному, ждущему громкого пира дворцу, а из людской толпы окрикнули Творимира:
– Володушка, сыночек!..
Он глянул, и увидел, и узнал. Эта старая, согбенная трудами женщина была матерью Волода–художника. Без отца жили (отец на войне погиб), она его воспитала, души не чаяла, но была безграмотной. И, жаждя выучиться, бежал Волод в стольный град…
Только сейчас он это вспомнил, почувствовал жалость, хотел вырваться к ней, однако поток повлек его дальше, ко дворцу.
Ну, а возле дворца уже поджидали их дурные вести. Местный градоначальник стоял на коленях, трясся, лепетал:
– Царь–батюшка, не велите казнить, велите слово молвить.
Царь, того и гляди, прожжет его черными очами – надвинулся, схватил за бороду, вверх дернул.
– А ну, говори, собака! – Царь был не в духе – устал за день от скачки, да и болела после вчерашней пьянки голова.
– Ох, не сносить мне своей головушки… – проблеял градоначальник. – Мужичье–дурачье, украли гроб… гроб Весны!.. – и тут же зачастил. – Но я не виноват!.. Не виноват!.. Спрашивайте с…
