Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
Может быть, она снова придет утром, как сегодня. Может быть. Может быть, не переставал он надеяться.
В конце концов он поднялся с тюфяка и спустился в зал. May, лежавшая перед камином, приоткрыла щелки опаловых глаз, и он почесал ее между ушами, все еще не в силах подавить инстинктивной реакции на ее род. Они относились друг к другу с вежливой опаской.
Прошло еще какое-то время, прежде чем он осознал, что в комнате не один. Как и прежде, это было то слабое, похожее на шелест крыльев мотылька движение, которое выдавало присутствие Йахейля Элирианского.
Он сидел на скамье Раса, темные волосы почти закрывали восковое лицо.
— Ральднор, — прошептал он, и этот шепот отозвался мурашками, забегавшими по спине у Ральднора.
— Йахейль.
— Сегодня ночью звезды сложились в странные тропинки. Человек, которому ведом страх, кто сможет успокоить его?
Ральднор вздрогнул, услышав эти невыразительные слова, но на него внезапно навалилась страшная сонливость.
— Предсказания бывают ошибочны, — сказал он, но Йахейль не обратил на него никакого внимания.
— Это ее рук дело. Ашне’е. Она протягивает руку сквозь время и будоражит мир.
Он или просто чудак, или совсем безумец, подумал Ральднор, впрочем, безо всякой убежденности.
Йахейль продолжал что-то бормотать, сонно, успокаивающе. В мозгу Ральднора точно кружил настойчивый мохнатый шмель.
— Иногда светловолосая девочка рождается с лицом Анакир. Ее судьба всегда предопределена заранее. Повелитель Гроз забрал ее из храма, провел с ней ночь и умер. Драконы забрали ее в свой город, который зовется Корамвис. Она произвела на свет дитя. Чье дитя? Короля? Или лорда-советника? Толпа растерзала ее, а о ребенке до сих пор ничего неизвестно.
Йахейль сложил бледные ладони и затих. Он видел, что гость заснул. О чем он говорил? Он не мог этого вспомнить. В Элире хотели, чтобы он постиг тайны оккультных наук, хотели морить его голодом, разрисовывать ему глаза и кормить его благовониями, чтобы он падал и, бессмысленно лепеча, рассказывал им о царствах духа. Но Йахейль оказался проворнее их, однажды ночью сбежав из Элира в страну Змеи, откуда происходила его мать.
Вспомнив все это, он собрал со стола какие-то чертежи и, неслышно выйдя из зала, поднялся по лестнице на башню, к своим звездам, оставив пришельца мирно спать внизу.
Дом Йир-Дакана располагался в верхнем квартале города — нагромождение потемневших от непогоды каменных глыб, как и все остальные, но, в отличие от остальных, ярко освещенный. Над портиком висел алебастровый фонарь, отражавшийся в позаимствованных откуда-то медных стойках ворот — бесформенных столбах высотой в восемь футов, увенчанных капителью в виде жутко искаженного лица Зарока, оммосского бога огня.
— Вот этому они приносят в жертву своих детей, — пробормотал Орван.
Все они послушно ответили на вызов Орклоса — даже Ральднор. Он и сам не знал, зачем здесь находится, разве что для того, чтобы еще раз увидеться со вчерашней девушкой. Когда они проходили через эти ворота в залитый светом вестибюль, он смотрел, как она идет совсем рядом с Расом. Эта близость разозлила его точно так же, как и то, что она закрыла от него свой разум, ибо он ощущал его, остро ощущал ее близость, но лишь так, как ощущают что-то надежно запертое — например, закрытую на засов дверь.
Кем эти двое приходятся друг другу, мучил его вопрос. Определенно не любовниками, хотя Рас явно обожает ее — или более уместным было бы слово «боготворит»? И в мозгу у него промелькнул образ Раса, смиренно довольствующегося преклонением колен перед алтарем и даже не задумывающегося о том, чтобы прикоснуться к своему идолу, и еще одного мужчины с темной по-висски кожей, стаскивающего белую богиню с пьедестала и превращающего ее в женщину.
Привратник-оммосец ковырял в зубах. Древние камни стен оскверняла похабная фреска, изображающая сексуальные и каннибальские оргии оммосцев.
Появился Орклос, улыбающийся из-под тяжелых век.
— А, гости. Мы вас ждали.
Он провел их в круглый зал, залитый винно-красным светом ламп в рубиновых абажурах. В центре комнаты возвышалась статуя Зарока, в его разверстом брюхе пылал огонь.
Орклос незаметно коснулся локтя Ральднора.
— Ты смотришь на бога пламени. Наш обычай велит принести Зароку какую-нибудь жертву, иначе он может разгневаться. Обычно мы отдаем ему юную девушку, поскольку в моей стране, как ты, вероятно, знаешь, они не имеют особой ценности. Но теперь мы живем здесь и не практикуем подобных вещей. Народ равнин может счесть такие ритуалы оскорбительными.
Ральднор обнаружил, что бледен от гнева, и лишь признательность, которую он испытывал к Орвану, удержала его от того, чтобы не наброситься на этого человека. Он уставился в пустоту и не произнес ни слова.
— А Анакир, разве Анакир не требует дани?
— Анакир не просит ничего, потому что ни в чем не нуждается, ибо она — все, — натянутым тоном ответил Ральднор цитатой из храма.
Оммосец тихонько рассмеялся и покачал головой.
— Надо же, какая неприхотливая богиня.
За низеньким столом сидел тучный мужчина в алом одеянии, уже вовсю евший и пивший. По щелчку его пальцев Орклос подвел Ральднора и Аниси к нему.
Как рабов на рынке, подумалось Ральднору, и его ярость стала совсем нестерпимой. Но в этот миг он почувствовал еле уловимый трепет страха, исходивший от ее незащищенного разума теперь, когда она наконец стояла так близко от него. Страх не перед ним, а перед Даканом. Толстяк негромко рыгнул и осклабился. Он был почти совершенно лысым, а его лицо и тело свидетельствовали о нескончаемых кутежах и излишествах. Его похожие на осколки льда глазки впились в Аниси, и Ральднор почти пожелал, чтобы он протянул руку и попытался тронуть девушку, потому что знал, что тогда его самообладание с треском лопнет и он скорее всего прикончит этого мерзавца. Но жирные руки так и остались у тарелки.
— Добро пожаловать, Ральнар. И крошка Анси. — Оммосский акцент исковеркал их имена почти до неузнаваемости. — Вы будете сидеть со мной. Молодой человек справа. А ты — слева.
Они расселись, Орвана и Раса усадили напротив, после чего принесли еду. Орклос, управляющий, кошачьей походкой расхаживал между слугами, покрикивая и раздавая оплеухи, если ему казалось, что они плохо работают. Их лица были непроницаемы, но Ральднор гадал, в какой же угол загнали их обстоятельства, если они были вынуждены продать свои души этому человеку.
Обед был очень хорош, вдвойне хорош, поскольку они были голодны, всегда недоедали, и теперь, когда их пригласили туда, где можно было наесться досыта, набили животы так, что чуть не лопались. Но все это время Ральднора мучил вопрос о том, какова же будет расплата за это.
