Кэтрин Фишер - Тайна подземного королевства
— Если очутишься там, нельзя ни пить, ни есть. Иначе можешь никогда не вернуться домой. — Он поднял глаза. — Ты понимаешь?
— Это… древние сказки. Легенды.
Вязель вставил в салфетку еще одну палочку.
— Да. В наши дни люди сказали бы, что у нее в мозгу изменились пути прохождения нервных импульсов, что поврежден какой-нибудь участок коры или нервный узел. Каждая эпоха окутывает свои знания живыми образами. Точно так же поступал тот народ, который построил кромлехи.
Встала третья палочка. Темнота ощутимо сгущалась; занавеска за спиной у Роберта шевельнулась, мягко коснулась его руки. Звуки шелестели и похрустывали, как крылья невидимых жуков.
Он приблизился на шаг.
— Отойди. — Вязель, внимательно прислушиваясь, поставил еще одну палочку, потом еще и еще. Постепенно они превращались в небольшой деревянный кружок вдоль края салфетки, плоские обструганные грани прилегали друг к другу, слова смыкались крепостной стеной.
Он строит кромлех.
Как только в круг вставала очередная деревянная щепочка, шорохи и шепоты в комнате сгущались, набирали силу. Звуки складывались в слоги, в воздухе зазвучали обрывки фраз, они слились в размеренный напев.
— Кто это говорит? — прошептал Роберт.
Вязель не ответил. Он сосредоточенно работал, его тонкие пальцы перебирали деревянные колышки кромлеха, крутили их, поворачивали, как будто он настраивал музыкальный инструмент, и с каждым его движением стихи — а теперь стало ясно, что звуки складываются в стихи — словно приближались на шаг, хотя всё равно исходили они откуда-то из немыслимого далека, доносились искаженно, словно из плохо настроенного радиоприемника.
Роберт застыл в изумлении.
— В том мире стоит семь крепостей, — натянутым, как струна, голосом заговорил Вязель. — Семь каэров, и каждый последующий выстроен крепче предыдущего и уходит глубже. Может быть, она успела уйти так далеко, что я до нее не дотянусь. Он наверняка водит ее от замка к замку.
Круг был выстроен уже наполовину. Мелодия стряхнула шорохи, зазвенела одним голосом. Призрачное пение доносилось сквозь тысячи миль, сквозь тысячи веков.
В коридоре замигала лампочка. Где-то в глубине здания хлопнуло окно. Роберт вскочил, кинулся к двери, чтобы запереть, но замка не было. Он встал, прижавшись к ней спиной.
— Скорее, — прошептал он. — Скорее.
— Не могу. — У Вязеля тряслись руки, на лбу поблескивали капли пота. — Тут нельзя торопиться.
Круг сложился на две трети. Длинные пальцы поэта, втыкая палочки в салфетку, дрожали от усилия, как будто он преодолевал страшное сопротивление, как будто крошечный кромлех не хотел, чтобы его строили, боролся изо всех сил; стихи взметнулись ввысь и поникли, превратились в вихрь бессмысленных, обрывочных слов.
«Сияет яркая звезда… Борюсь, сражаюсь я… Спешит трава, спешат на бой деревья; смотри на них, о путник из далеких стран, дивись на них, о воин, взывай к богам, ко всем святым богам…»
Монотонный напев, похожий на заклинание, исполненный причудливого ритма. В него вплетались и другие звуки — Роберт с удивлением узнал в них писки и гудки мониторов, пульс Хлои, биение сердца. Они тоже складывались в слова:
«Спаси нас от гнева… От гнева деревьев, от шелеста веток, от тысячи принцев, от вражьего войска…»
Вязель поставил предпоследнюю палочку. Круг почернел. В нем пробегали электрические импульсы, и девичий голос, высокий и чистый, пел:
«Волшебный лес, деревья-колдуны, построили ряды и в бой идут, мы одолеем их, у нас играет арфа…»
Последняя палочка. Он крепко взял ее, с невероятным усилием опустил. Она коснулась остальных.
Мониторы словно взорвались.
Роберт ахнул.
Глаза Хлои дрогнули.
И в тот же миг по всей палате тревожно взвыла сирена. Порыв ветра с дождем взметнул занавески. Роберт кинулся к кровати.
— Она шевельнулась! Я видел! Шевельнулась!
— Помоги мне! — Кто это сказал? Вязель? Он был окутан тенями от листьев, тени плясали на потолке, на стенах. Провода от аппаратов змеились, как корни.
Роберт схватил трясущуюся руку поэта. Они вместе сумели удержать палочку, вернуть ее на место, поставить в круг, протолкнуть. Круг замкнулся.
Хлоя вздрогнула. Глубоко вздохнула. А в коридоре забегали, засуетились люди; дверь распахнулась.
— Не пускай их! — в гневе закричал Вязель; он схватил ее за руки, потянул, поднял с подушек. — Хлоя! Вылезай! Выходи к нам!
— Ивы, — еле слышно прошептала она. — Терновник…
Кромлех упал на пол, покатился.
— Я призываю тебя! — повелительно произнес Вязель. — Я веду тебя назад! Хлоя!
— Дуб… Король… — Она через его плечо посмотрела на Роберта.
Вдруг зажегся свет.
— Нет! — взвыл Роберт, но его отпихнули. В палату ворвались перепуганные медсестры, врач, сестра Мэри.
— Нет! Она просыпается! Он ее разбудил!
Ему на плечо, словно тиски, легла огромная ладонь.
— Что, ради всего святого, тут происходит? — прошептал у него за спиной Максел.
Охранник схватил Вязеля. Вид у поэта был усталый, изможденный.
Хлоя, уже наполовину привставшая, рухнула обратно на кровать, закрыла глаза. Волосы растрепались по подушке.
Врач поднял голову.
— Прочь отсюда! — прорычал он. — Пока я вас не вышвырнул! Святой отец, вы знаете этого человека?
Максел поглядел на Вязеля.
— Да, — буркнул он. — Успокойтесь. Он не сделал ей ничего плохого.
— Он ее чуть не убил!
— Она просыпалась! — Роберт трясся от гнева и отчаяния. — Она почти очнулась… Посмотрела на меня…
— Не может быть. — Врач торопливо проверил глаза Хлои, ее дыхание.
— Вы же слышали сигналы…
— Наверное, кто-то отсоединил мониторы. Я думаю, надо вызвать полицию.
— Нет нужды, — рявкнул Максел.
Вязель устало улыбнулся.
— Делайте что хотите, — хриплым голосом проговорил он. Потом, словно неимоверную тяжесть, поднял левую руку — Но если ничего не произошло, — прошептал он, — то как вы объясните вот это?
Пальцы Хлои вцепились в его запястье. Она держала его за руку.
M. МУИН — ВИНОГРАД
Почему?
то было всё, что я могла выдавить из себя. Меня трясло от злости.
— Я видела Роберта! Он был там, среди деревьев! Почему ты держишь меня здесь?
Он закрыл ставни на засов. По полу змеилась обрубленная виноградная лоза.
— Прости, Хлоя, — прошептал он. — Но поверь, это для твоего же собственного блага. Лес — страшное место. Он не знает жалости. Он уничтожит нас обоих.
