Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
…верно, лили, что на границе, подпаивая дурную муть Серых земель, что в светлом Познаньске… и клятва кровная, данная добровольно, ныне мнится едва ли не ошейником.
Не позволит нарушить прямой приказ.
Если вдруг…
Себастьян сунул пальцы под воротничок рубашки, который вдруг стал тесен.
— Но любовь к детям…
…можно подумать, он когда-нибудь кого-то любил, помимо себя самого…
— …не должна затмевать разума. А разум говорит, что волкодлак — это уже не человек… и сын мой, сколь ни прискорбно это осознавать, погиб много ранее, на Серых землях…
Тадеуш Вевельский вздохнул и поджал губы, сия гримаса, должно быть, знаменовала скорбь, которую испытывал князь, однако сочувствовать ему не спешили.
— То же существо, которое вернулось, опасно… и если бы я знал… собственной рукой…
— Вам предоставить такую возможность? — поинтересовался король и, не дожидаясь ответа, махнул рукой. — С вами все понятно. Аврелий Яковлевич…
Ведьмак поднялся и, поклонившись Его Величеству, повернулся к Совету.
— Лихослав Вевельский опасности не представляет.
— Простите, — тонкий голос князя Ястрежемского звенел от возмущения. — С каких это пор волкодлаки не представляют опасности?
— С тех самых, с которых я готов за него поручиться.
— Головой?
— А хоть бы и головой, княже, — Аврелий Яковлевич перевел взгляд на короля. — Довольно ли будет моего поручительства?
— Как по мне…
— Совет против! — взвизгнул Воршиц. — Совет вынужден обратиться в Верховный суд, ибо права народа и Закон в подобном случае будут попраны…
…Себастьяну мрачно подумалось, что в чем-то Миндовг был прав. Уж ему-то Совет возражать не осмелился бы… верно, Его Величеству в голову пришли сходные мысли, поскольку на лице мелькнуло выражение досады, глухого раздражения…
— Я понял. И что вы предлагаете?
— Мы… — Воршиц обернулся в поисках поддержки. — Мы не требуем смерти княжича, но настаиваем на его изоляции… скажем, в монастыре…
Советники закивали.
И отец приложил платочек к глазам: дескать, его тоже монастырь устроит.
Бескровно. Милосердно даже. И ручаться ни за кого не надо.
— Монастырь… — протянули Его Величество, которому совершенно не хотелось настраивать против себя совет по поводу столь незначительному.
— К примеру, Вотановой благодати…
Аврелий Яковлевич стукнул кулаком по столу.
— Сами бы вы и отправлялись к… вотановой благодати, княже. А я скажу так. Зверя и стены не удержат, человек же в стенах озвереет…
— Ваше красноречие, Аврелий Яковлевич, всегда нас умиляло…
— …а вторую ипостась княжича, ежели она вас так волнует, я запру.
— Это недопустимо!
— Недопустимо, — Себастьян чувствовал, что еще немного и сорвется. — Казнить человека за то, чего он не делал…
— Но вероятно, сделает, если мы позволим… мы обязаны принять превентивные меры…
— Мы и примем, — ответил Аврелий Яковлевич басом, который на миг перекрыл возмущенный гул. — Сказал же, запру…
— Волшба, конечно, дело хорошее, — старик Радомил поднялся с места, опираясь на плечи сыновей.
Сколько ему?
Вторую сотню разменял и протянет еще десятка два, а то и три… на упыря похож. Голова крупная, лысая, бугристая, кожей обтянута смуглой, словно вылеплена из глины. И лепили-то наспех, оттого и выпуклым вышел лоб, а затылок — плоским, будто бы придавленным.
Подбородок острый.
Нос кривой, свернутый набок. Щеку шрам перечеркивает. И глаз старый Радомил потерял еще на той, прошлой войне с Хольмом.
Крепкий.
И чего думает — не понять, а ведь Радомилы уже лет двадцать как на Совете не объявлялись… с чего вдруг такие перемены?
— Но следует помнить, что на одну волшбу другая найдется, а к любому замку — и ключ… — Радомил глядел на Себастьяна и улыбался.
Скалился.
И вправду упырь. Зубы свои, но пожелтели от времени, искривились, а десны бледные, оттого и выглядит все жутко.
— Важно знать, способен ли Лихослав Вевельский управиться с собственной натурой. Если так, то Радомилы не будут настаивать на монастыре…
— Способен, — глядя в глаза Радомилу, ответил Себастьян.
Повело.
Потянуло. Едва не затянуло, словно бы в омут. И старый только усмехнулся кривовато.
— Готов поручиться за брата?
— Да.
— Чем?
— Словом. Кровью. Душой, — Себастьян говорил тихо, но был услышан. И Радомил кивнул.
— Нам довольно…
— А нам нет! — князь Ястрежемский был настроен весьма решительно. — Он тут словами бросается, а потом люди погибнут…
— Этими словами, — Радомил не без труда опустился в кресло, — как вы изволили выразиться, вовсе не бросаются. Клятва на крови и душе — редкое явление… и сумеете ли вы сами принести ее, ручаясь за родича?
Князь Ястрежемский смутился, после событий недавних, он и за себя ручаться опасался, а то мало ли… нет, придворные ведьмаки, к которым князь обратился с тайною, можно сказать интимнейшего свойства просьбой, заверили, что нет на нем приворота, проклятья и иных, косвенных свидетельств иного воздействия, но… как знать?
— Потому и говорю, нам — достаточно…
Совет загудел, но сие гудение было лишено прежней согласованности. А и верно, Радомилы, пусть сами на Совете и не являлись, но влияние имели немалое. Сколько из нынешних Советников ими прикормлены? А сколько просто побоятся связываться со злопамятным стариком?
— И тот же Статут, — Радомил прикрыл пергаментные веки, но Себастьяна не оставило ощущение, что старик и с закрытыми глазами видит больше, нежели остальные. — Утверждает, что в случаях спорных, когда нет вины прямой, то довольно троих ручателей, дабы снять обвинение…
Троих? Собственной душой Себастьян готов был присягнуть, но…
— Хороший закон, — хмыкнул Аврелий Яковлевич. — Что ж, за крестничка и я в охотку поручуся…
— Двое, — князь Ястрежемский сложил руки на груди. — Двоих недостаточно…
…время…
…попросить отсрочки и…
…Евдокия не откажет. Она действительно Лихо любит, но… и он за такое поручительство не поблагодарит. А не важно, лишь бы жив остался.
И на свободе.
— Что ж, — Его Величество кивнули. — Думаю, мы могли бы предоставить княжичу время… скажем, сутки… и если по прошествии этих суток нам будет предъявлен ручатель, то дальнейший вопрос будет исчерпан.