Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
— Должен был.
Евдокия не знала, что написали в газетах, наверняка, официальная версия от реальной весьма отличалась, но… что-то да должны были написать.
А Лютик понял бы и…
— Тогда папа скоро появится, — уверенно заявила Аленка, подсовывая пирожное со свежей малиной. — Скушай. Ты совсем ничего не ешь…
— Худею, — Евдокия пироженку взяла.
— Худей, — согласилась сестра, — но другим разом. И вообще, тощая невеста — это позор семьи…
— Почему?!
— Потому, что нормальная мать просто-таки обязана откормить любимую дщерь пудов до семи-восьми… можно, девяти.
— До девяти не надо…
— Тогда не будем, — Аленка забралась под одеяло и, обняв Евдокию, уперлась подбородком в плечо. — Ты только не плачь, ладно?
— Не буду.
…день четвертый.
Рассвет. Желтые проталины на темном небе. Звезды исчезают одна за другой. И это тоже развлечение, смотреть на них, гадая, которой не станет. Евдокия и смотрела.
Считала.
Сбивалась и принималась считать вновь… если сразу не ликвидировали, то есть шанс… конечно, есть… надо верить и богам молиться.
Что сделают?
Сошлют в приграничье, в Серые земли… не страшно, там тоже люди живут, и Евдокия сумеет. В конце концов, вряд ли на Серых землях хуже, чем на поселении при шахтах. торговлю если наладить… никто ведь толком не занимается, а ежели централизовано, то и цены можно будет снизить… и закупки организовать…
О закупках думалось легко, отстраненно. А потом появилась Аленка со своим лимонадом, и Евдокия уснула. Там, во сне, она продолжала думать и о будущем, и о прошлом, кажется, почти додумалась до чего-то важного, но не успела, проснулась.
Часы отбивали полдень.
Евдокия лежала, слушала и гладила перстень, который был странно теплым, убеждая себя, что сегодня…
— Сегодня, — Аленка сидела рядом. — Себастьян приходил. Сказал, что сегодня все решится… он вечером зайдет… Евдокия…
— Да?
— Все образуется… папа не позволит…
— Следовательно, вы признаете, что ваш брат совершил превращение, — занудно повторил вопрос князь Воршиц и лорнет поднял, направил на Себастьяна.
Оскалился.
А зубы белые ровные… фарфоровые, все это знают, но молчат.
Лицемеры хреновы.
— Признаю, — Себастьян заставил себя разжать кулаки. И улыбнуться в ответ Воршицу, который от этакой наглости скривился. Не привык, старый упырь, чтобы ответчики держались столь нагло. Себастьян на трибуну облокотился, щеку горстью подпер и, уставившись на князя томным Взглядом, произнес. — И при том никто не пострадал. Напротив, мой брат и в зверином обличье сумел сохранить больше разума…
…осекся вовремя.
Ни к чему воронов дразнить, эти-то и смерти ждать не станут, живому глаза выклюют, не из ненависти, но чтобы собственное положение укрепить. Или из возможности предоставившейся.
Совет, мать его.
Особое заседание…
…и тому скоту, который информацию про Лихо слил, Себастьян самолично ребра переломает, но позже, потом, когда закончится это представление, которое и затеяли единственно дабы собственное самолюбие потешить.
— Что ж вы замолчали? Договаривайте, — сказал князь Воршиц, лорнет убирая.
— Да к чему…
…третьи сутки кряду.
Вопросы и ответы. Одни и те же, заученные наизусть, набившие оскомину…
…вопросы и ответы.
…и Его Величество, который придремал на троне, и корона съехала на бок.
Плевать ему на то, что будет с Лихо… и советникам плевать… и всем вокруг, отчего злость раздирает, и Себастьян эту злость сдерживает с немалым трудом.
Ради Лихо.
Аврелий Яковлевич, который тут же, рядом, одобрительно кивает головой. Часы достает, откидывает крышку, смотрит и убирает.
Ждет он.
Чего?
Или кого?
— Если ваш брат столь… адекватен, как вы выразились, то почему мы видим здесь вас? — это князь Ястрежемский.
Зол.
За дочку, которая жива, но под арестом… о нет, арестом он не именуется, панночку Богуславу лечат и охраняют, но слухи про одержимость расползлись, а значит, две дороги ей — замуж, если найдется кто небрезгливый, с порченою связаться или в монастырь…
…а еще жена, новоявленная княгиня, на Хольм работала…
…и от этого Ястрежемскому тоже не отмыться, и кипит, брызжет слюной, определив на роль единственного виноватого в собственных бедах Себастьяна. Себастьян бы и принял, ему не привыкать, но этот же утопит Лихо из мести и ярость вымещая…
— Потому что мой брат нездоров… Аврелий Яковлевич может подтвердить. Отсроченное проклятье его едва не убило…
— Жаль, что едва, — мрачно заметил князь Ястрежемский.
Закивали, соглашаясь…
…о да, мертвый Лихо избавил бы их от многих проблем. Поставили бы памятник или благодарственное письмо сочинили бы для семейного архива, а то и просто сделали бы вид, что не было такого.
Спокойно надобно. Ярость не поможет.
— Я думаю, — обманчиво мягкий голос короля заставил совет примолкнуть. — Ситуация предельно ясна…
Он обвел собравшихся мутным полусонным взглядом.
— Но прежде, чем принять решение, мы выслушаем князя Вевельского, — королевские белые пальцы, унизанные тяжелыми перстнями, вяло шелохнулись. — Нам важно знать его мнение, как старшего в роду… и как отца…
К нынешнему совету отец готовился тщательно.
Мундир нацепил, медали… знать бы, где куплены они. Хотя известно где, во дворце, тут ценник стабильный: за Анну — пять тысяч злотней, за Вотанов крест — все сорок… иные и дороже будут, но без медалек военному несолидно, вот и старался князь Вевельский, вкладывался, казалось, в безоблачное свое будущее.
Себастьян стиснул зубы, запирая рычание.
Жалок отец.
В мундире своем, в наградах, полученных отнюдь не за воинскую удаль, каковой у него отродясь не было. Вспотел. Взволновался. Никогда-то Его Величество не снисходили до прямого обращения. И ведь не за Лихославову судьбу переживает, но за собственное благополучие. Оттого и мечется взгляд, скачет от одного благородного князя к другому, ищет поддержки, подсказки, как оно ныне будет правильно поступить.
Не по совести правильно, а по текущей ситуации.
— Я… — голос отца дрожал. — Я думаю… мне кажется… конечно, Лихослав мой сын… любимый сын… и сердце мое разрывается от боли… князья Вевельские издревле служили королевству верой и правдой… кровь лили…
