Наоми Митчисон - Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов
Они вышли по набережной к причалам. Уголком глаза Халла заметила крыс, суетливо мелькавших между мешками с зерном. Она шагнула к ним и расспросила про корабли. Кто мог знать лучше?
Да, сейчас в порту под погрузкой стоял речной корабль, тридцать крысиных перебегов отсюда. Она сказала о корабле Таркан-Дару.
— Халла-Следопыт! — воскликнул он и вдруг притянул ее к себе двумя руками и поцеловал.
Она недовольно высвободилась, смутившись, но не почувствовала неприязни к нему. Таркан-Дар ей нравился, и она хотела, чтобы у него все было хорошо. Больше он ее не целовал и не обнимал, только взял за руку и по дороге иногда принимался эту руку раскачивать.
Они нашли большой плоскодонный речной корабль, и он сам обо всем выгодно договорился, не забыв про место для Халлы. Вскоре корабль загрузили, оттолкнули шестами от причала и медленно вывели на середину реки. Хитрые крысиные глазки наблюдали за отплытием с берега.
Они плыли вверх по реке, ловя попутный ветер тяжелыми квадратными парусами, но основную работу выполняли рабы, гребя против течения с восхода до заката. Халла жалела рабов и пробовала разговаривать с ними, произнося слова, которые они с трудом узнавали и вспоминали, но Таркан-Дар спокойно смотрел на измученных и избитых. Жалость в нем словно умерла.
Они доплыли до Киева, который она еще помнила. Там два князя воевали между собой. Какой-то человек пришел на корабль и долго говорил с капитаном, а потом стал просить Таркан-Дара пойти в войско своего князя за хорошую плату. При этом было налито и выпито много вина. Таркан-Дар говорил таким голосом, какого Халла от него ни разу не слышала. Наконец, он выкрикнул ее имя, она подошла, и он спросил ее, должен ли он вступить в войско Киевского князя и драться с его врагами?
— За что драться? — спросила Халла.
Человек нетерпеливо сказал, что драться надо с бунтовщиками, которых необходимо разгромить, пока они не стали сильными.
— А ваш князь — справедливый правитель? — опять спросила Халла.
Человек снова открыл рот, но Таркан-Дар вдруг изменился в лице и заговорил обычным голосом.
— Я забыл, — сказал он. — Я христианин.
— Но наш князь тоже христианин, — сказал человек. — Он построил величайший храм, чудо света.
— Я забыл, — сказал Таркан-Дар. — Мне надо ехать дальше, я остаюсь на корабле.
Человек разозлился и сошел на берег, бранясь и крича, что это им так не пройдет. Но Таркан-Дар словно его не слышал.
На следующий день они поплыли дальше, он хмурился и разговаривал мало. Вечером он попросил у нее разрешения поспать под ее плащом, ибо сомневался, что поступил правильно, может быть, Бог пошлет ему сон и даст совет. Халле это совсем не понравилось, но она согласилась дать ему плащ на одну ночь, а сама выспалась под его плащом. Утром он отдал ей темно-синий лоскут.
— Ты видел сон? — спросила она.
— Он пахнет тобой! — сказал он и странно посмотрел на нее.
— Это же моя шкура! — сказала она и потянула плащ к себе, потому что в эту минуту думала совсем по-медвежьи.
После этого они спокойно, как и раньше, утром и вечером вставали на колени молиться. Иногда вместе с ними молились другие христиане с корабля. Но с Киотом и Родином было по-другому. А корабль с каждым днем уносил их все дальше на север.
Наконец, они доплыли до места, где река стала совсем узкой. Здесь корабль разгрузился. Купцы с капитаном стали продавать то, что привезли с юга, товары из Византии и еще более дальних стран, вино, оливки, сушеные фрукты, ткани, стеклянную посуду, кувшины и чаши, мелкие предметы из золота и бронзы. Потом корабль снова загрузили шкурами, зерном, шерстью и товарами с далекого севера. Особенно ценился янтарь. Капитан показал ей, как кусок янтаря, если его потереть, притягивает мошку и может даже проглотить, — вон в середине другого куска мертвая мошка.
— Как воля Божья, — сказал Таркан-Дар, но Халла не поняла, что он хотел сказать.
Кораблю пора было поворачивать назад, на юг, в Ольвию, где он разгрузится, портовые крысы переметят товар, потом его снова погрузят и повезут за море, в Мароб и Византию. А те грузы, которые надо доставить на восток, будут переправлены на лодках по мелким рекам и по суше, и надо спешить, потому что подходит осень, скоро зима, когда много снега, медведи спят и никто никуда не ездит.
У Таркан-Дара еще оставались деньги, потому что остальные при расставании отдали ему почти все, что у них было. Это были греческие деньги, золотые, с маленьким уродливым изображением Порфирородного, здесь их взвешивали на весах, внимательно следя с двух сторон, чтобы все было честно. На эти деньги они наняли лошадей и отправились дальше с караваном, останавливаясь в каждой деревне. Таркан-Дар, как умел, говорил с мужчинами об оружии, войнах, охоте, местных обычаях, о Хольмгарде, где были суровые законы, но соблюдалась справедливость и спокойствие и никто не смел нарушать данного слова. Если бы Халла переводила, разговаривать было бы легче, но он ее об этом теперь очень редко просил, и она большую часть пути ехала позади мужчин и разговаривала сама с собой или с кем попадется.
Местные лошади, с которыми обращались, как со скотом, передавали из рук в руки и заставляли тяжело работать, были неразговорчивы, да и рассказывать им было не о чем. Кое-какие новости были у журавлей и цапель, кружащих над равнинами. Иногда им встречались вечно занятые бобры, не склонные к легкомысленным разговорам. Их сокровищем были бревна, и все их мысли были направлены на то, как их добывать.
Один раз Халла встретила маленького василиска, дремлющего в сухой траве. Она осторожно потянула его за хвост, и он проснулся, скосил глаза и уставился на нее, но то ли чары у него были слабые, то ли еще что, на Халлу его взгляд не подействовал. Он пожаловался ей на здешний климат, и она посоветовала ему полететь на юг, где жаркое солнце. Тогда он стал жаловаться на то, что там, где он раньше гулял, теперь полно людей, что мужчины и женщины перестали уважать василисков, и даже в Египетских Пустынях завелись отшельники, которые научились заговаривать им глаза сразу на несколько дней. И василиск потянулся одним крылом так, что на Халлу нахлынули давние воспоминания, и она спросила его, не видать ли на севере драконов.
— Одни саламандры, — грустно ответил василиск. — Никого огнедышащего.
Халла не очень ему поверила, потому что василиски хорошо видят только своих врагов, а на остальное не смотрят, но ей так хотелось узнать хоть какую-нибудь драконью новость!
Если она слишком сильно отставала, мужчины оборачивались и громко звали ее. Когда она сказала Таркан-Дару о василиске, он расстроился и почти рассердился на нее. По-видимому, он не хотел, чтобы она оказалась из тех женщин, которые разговаривают с василисками. После этого она до конца дня смирно просидела в седле.
