Дженни Вурц - Корабли Мериора
— Что ты можешь сказать в свое оправдание? Судья качнул надушенной бородкой в сторону обвиняемого, простертого на полу.
Чувствуя, как от холодного камня у него сводит челюсть, Дакар набрал в легкие воздуха и смачно выругался.
— Недостойное поведение во время суда, — бесцветным голосом произнес член городского совета.
Грифы помельче — четверо стряпчих — сощурили близорукие глаза, обмакнули перья в чернила и добавили эту фразу в протокол.
— Сто тысяч ийятов и Даркарон вам в глотку! — не выдержал Дакар. — Какой еще «умышленный ущерб»? Вы что, не видели моего мерина? Или вы перепутали Волшебное Копытце с хищным зверем, который бросается на лошадей и крушит телеги? Если бы какой-нибудь верзила вдруг заехал бы вам кулаком под ребра, вы бы что, взирали на него с невозмутимостью Эта?
Возница скрежетал зубами и едва сдерживался, чтобы не вскочить и не заглушить слова Дакара своими возражениями. Судейских, однако, не волновали чувства ни обвиняемых, ни потерпевших. Слушание продолжалось, двигаясь по накатанной колее.
— Непочтительное отношение к начальствующим, — шепеляво констатировал член городского совета.
Перья стряпчих послушно заскрипели.
Мэр подавил зевоту и сделал послабление своему жилету, дернув за серебряные фестоны шнуровки.
— Я не видел твоей лошади, — произнес он тоном скучающего и страдающего одышкой человека. — Но в карете ехала моя жена. Она давно мечтала украсить свои покои особой лепниной, которая постоянно напоминала бы ей об атрибутах власти. Ты в буквальном смысле слова позволил растоптать ее сокровенное желание. Твоя лошадь — не бездомная скотина. За все, что она учинила — умышленно или неумышленно,- отвечает ее владелец. Поскольку о твоей невиновности не может быть и речи, наказание, которое тебе определят, должно полностью возместить ущерб, причиненный моей дорогой супруге.
Возница не вытерпел и вскочил на ноги.
— А мои лошади и повозка — не в счет? Кляча этого мерзавца покалечила двух моих лошадей. Да и колесные мастера нынче недешево берут за работу!
— Сядь и не мешай слушанию, — одернул его судья, поправлявший перстни на своих пальцах. — Сначала должны быть удовлетворены интересы правосудия. Прошения мы будем выслушивать потом.
Возница, весь красный от злости и обилия одежд, сел. Халирон казался невозмутимым — верный признак недовольства. Медлир прятал свое раздражение под маской простодушного любопытства.
Дакара по-прежнему держали на холодном полу. Ему удалось лишь немного повернуть вбок лицо. Спутанные волосы напоминали листья пожухлого папоротника. Затекшая шея отчаянно саднила. Ему стоило изрядного труда следить за всеми зигзагами разбирательства.
Член городского совета и напыщенный судья обменялись несколькими фразами, опять вызвав судорожное скрипение перьев. Перья сновали по пергаменту, как мальки плотвы по мелководью. Повинуясь незаметно поданному знаку, один из помощников зазвонил в колокольчик.
— Виновен по всем статьям.
С этими словами главный судья достал фланелевый платок и основательно высморкался. Затем, поправив колпак, качнул бородкой в сторону члена городского совета.
— Обвиняемый приговаривается к штрафу и шести месяцам каторжных работ.
Названная сумма штрафа могла разорить даже принца.
— Вы же забрали мою седельную сумку! — в отчаянии завопил Дакар.- Там все мое имущество. Разве вы не видели, что у меня нет ни гроша?
— Но у тебя есть друзья. — Поросячьи глазки мэра повернулись в сторону Халирона, неподвижного, как изящная статуя.- Если они пожелают, им не возбраняется заплатить твой штраф. Так что проси о снисходительности не суд, а их.
— Они — просто мои попутчики, с которыми меня свел случай, — выдавил из себя Дакар, извиваясь и мотая головой.
— Вот как? И что же им понадобилось в Джелоте?
— Эти люди — магистр Халирон и его ученик. — Дакар прекратил извиваться и с не свойственной ему серьезностью добавил: — Им не надо ничего, кроме позволения играть и петь в вашем городе. До сих пор они везде были желанными гостями.
Водянистые глаза члена городского совета скользнули по шафрановой подкладке Халиронова камзола и изучающе оглядели топазы на запонках.
— Это правда?
Халирон встал. Кашель мешал ему говорить, но голос старого менестреля звучал твердо и язвительно.
— Правда состоит в том, что ни у одной живой души не найдется суммы, потребной для удовлетворения джелотского правосудия.
Колючая сатира его слов ударилась в глухие стены и глухие уши. И все же что-то проняло господина мэра, заставив пойти на попятную.
— Приговор можно в чем-то пересмотреть, и мы это сделаем. Поскольку моя жена является пострадавшей стороной, она должна получить возмещение. Стоимость лепных украшений на кипарисовых досках — четыреста полновесных серебряных монет. Возница также понес убытки, которые необходимо возместить сполна. Я согласен отказаться от штрафа в пользу города, но на следующем условии: магистр Халирон должен будет развлекать гостей моей жены во время праздника летнего солнцестояния. Губы мэра изогнулись в ехидной улыбке.
— Если пожелаете, можете оба выступать перед городской знатью. Даю вам на это свое позволение. Если слава Халирона настоящая, а не дутая, богатые семейства Джелота осыплют тебя золотом. Глядишь, ты у нас разбогатеешь.
Медлир порывался встать, но Халирон слегка дотронулся до его плеча и покачал головой.
— Это неслыханное оскорбление! — просипел с пола разъяренный Дакар.
В зловещей тишине слышалось только поскрипывание перьев стряпчих. Халирон запрокинул голову и уставился в пространство между сводчатым потолком и судейским подиумом. Он не произнес ни слова. Застывший в напряжении Медлир напоминал скорее воина, готового к поединку, чем менестреля. Гвардейцы, умевшие не только вышагивать на парадах, приготовились к решительным действиям.
— Не отвечайте им, — в отчаянии хрипел Дакар. — Мне не надо такой жертвы!
— Как вы трое договоритесь между собой — это меня не касается, — сказал мэр, пряча ладони в кружевах жилета. — А наше правосудие предлагает вам выбор: либо платить штраф, либо участвовать в празднестве. Естественно, тогда вам придется оставаться в городе, пока не истечет срок приговора. У вас есть неделя на размышление, после чего вы сообщите о своем решении.
Судья улыбнулся. Его улыбка, блеснувшая в тусклом пламени свечи, напоминала оскал пирующей акулы.
— Занесите слова его светлости в протокол.
Он мельком взглянул на Халирона, потом обменялся понимающими взглядами с членом городского совета.
— Господин мэр предложил поистине мудрое решение: ведь срок каторжных работ обвиняемого кончается примерно в то же время.
