Наталия Андреева - Когда падают листья...
— Долго ты! — он потянулся и поставил ногу в стремя.
Дарен не ответил; лишь пожал плечами, погладил Шаргеш по холке и, лихо запрыгнув в седло, сдавил бока лошади.
— Лихо едем! — заметил Карстер, несшийся рядом на красивой трехлетке с длинной белой гривой.
— К вечеру будем в городе. — сверяясь с картой, объявил Дар.
Дальше они ехали по большей части молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Ближе к полудню решили сделать привал: Невдалеке шумел ручей, откуда Дарен планировал пополнить запасы воды, да и красавица Карстера подустала от темпая, задаваемого войником и его лошадью. Шаргеш тоже была рада неожиданному отдыху, благодарно умяв горбушку хлеба с солью из рук хозяина.
— Надо бы почистить лошадок. — глубокомысленно изрек его попутчик.
— В городе сделаешь. Здесь мародеры пошаливают.
Карстер задумчиво проследил за взглядом войника и, встав, выдернул кривую стрелу из дерева.
— Думаешь, свежи следы?
— Не хочу рисковать.
Карстер повертел стрелу в руках, нахмурившись, будто пытался вспомнить что-то крайне важное. Потом бросил ее и, направившись к лошади, сказал:
— Может, ты и прав.
На том и порешили.
К вечеру путники действительно достигли врат Родъена и, миновав очередь, въехали в город, предварительно уплатив бдительному стражу положенную пошлину. Цена Дарена мягко говоря удивила, но от заросшего родъенца так несло перегаром, что, затевая спор, путники всерьез рисковали задохнуться алкогольными парами. Страж ворот, видимо, бессовестно этим пользовался, но что уж тут поделать.
— Я знаю здесь отличную гостильню. — снова затараторил Карстер. — Всего в двух кварталах отсюда. Только придется спешиться.
Дарен решил не испытывать свои нервы на прочность, а кошелек на вес, и последовал за попутчиком.
Город был красивым. Чистые узенькие улочки вдоль которых стена к стене расположились дома, покрашенные в разные цвета. Над каждым из них висело медное кольцо Оара, переливаясь в лучах вечернего солнца. Стоки и канавы были тщательно вычищены, что Дарену удалось наблюдать еще только в одном городе, на севере. Горожане мирно спешили по своим делам, не ругаясь и не препираясь посреди улицы с товарками. Почти около каждого дома был маленький дворик с таким же небольшим огородом и аккуратной клумбой, на которой доцветали бальзамин и поздняя камнеломка. Вторые этажи в большинстве своем были увиты зелено-розовыми лозами дикого винограда, спускавшимися до самой земли.
— …и огороды стали частью жизни… — Карстер повернулся к задумавшемуся попутчику. — Эй, ты меня не слушаешь!
— Не слушаю, — подтвердил Дар, кивая. — Что ты там говорил про гостильню?
"Веселая Русалка" радовала глаз маразматической картинкой неизвестного творца, видимо русалок не видевшего никогда в жизни. Нет, Дарен, конечно, и сам не мог похвастаться подобным, но искренне полагал, что ты должен знать то, о чем рисуешь. А так… А так на прибитой доске красовалась обнаженная полногрудая баба с жалким зеленым рыбьим хвостом. Причем, судя по всему, у автора сего шедевра по окончании бюста, закрывавшего весь живот несчастной, закончилась бежевая краска, а потому лицо было под цвет хвосту — разве что чешуи на нем не было. Лупоглазая и большегрудая русалка отмывала все желание зайти в это заведение начисто, но Карстер уверенно потащил Дара именно туда.
— Идем, не пожалеешь!
В одном попутчик оказался прав: кормили тут отменно, да и цены были приемлемые — не полстрибрянника за ночлег, конечно, но и не состояние.
Они попивали яблочную биру и вели разговор о том, как было бы неплохо поскорее разобраться с делами. Вернее, разговор вел один Карстер, потому как у Дарен и дел-то особых никаких не было. Кинжал прикупить вместо выданной в армии ржавой "открывалки" да еще, может быть, посетить знаменитый Родъенский цирк. А там можно и на родину податься. Выстроить дом, завести семью, детей, дерево посадить, в конце концов… Пора уже.
И быть бы тому, как задумал Дар, если бы на самой приятной ноте в гостильню не вошло трое вооруженных людей. Все они имели непримечательные лица с ничего не выражающими серыми прозрачными глазами, гладко прилизанные гривы волос, у одного из мужчин была аккуратная рыжая бородка. Вошедшие были просто усыпаны различными приспособлениями для убиения. Дар даже удивился: и не лень им в жару такую тяжесть таскать на себе?
— Это он. — один негромко показал на их столик. — Точно говорю.
— Берем его. Попытается улизнуть — убиваем.
Дарен кисло поморщился: а как все хорошо начиналось! Конец лета, спелая черника, веселый попутчик…
Было явно, что побоев не избежать. Послышался злобный лязг вытаскиваемых из ножен узких недлинных мечей, в общем зале сразу стало подозрительно тихо.
Шур-шур… шаги все приближались. В наступившей тишине они набатом гремели в ушах.
Лязг-лязг… позвякивало железо на чужаках.
Дарен медленно положил руку на рукоять, готовясь в любой момент достать оружие.
Карстер продолжал уплетать сырные лепешки, не поднимая головы и, кажется, вообще не обращая никакого внимания на происходящее. Потом медленно облизал пальцы, поднял глаза и расплылся в фальшивой улыбке:
— Каат, Лорен! Какие люди и без кандалов!
— Должок с тобой?
— О чем речь, рыжебородый, — оскорбился тот, — должок всегда со мной. И, поверь, не он единственный.
Трудно было не предугадать его действий. Карстер вскочил на стол, разбив тарелку, вытащил клинок и, сделав резкий выпад вперед, успел полоснуть по плечу отшатнувшегося человека. Тот издал нечленораздельный звук и бросился вперед, но почему-то на Дарена. Войник чертыхнулся, помянул Карстову мать ну очень не хорошим словом, но меч достал. А вы попробуйте-ка, постойте столбом, когда на вас мчится центнер мышц с острой железякой в руках? Представили? То-то же.
— Это кто?! — бросил Дар, не прекращая отбиваться: противник оказался вертким и крепким, пресекая всякие попытки атаки на корню.
— Как кто? — удивился Карстер, стремительно выводя замысловатые фигуры росчерками лезвия. — На рожи их внимательней посмотри!
— …! — стало ему ответом.
Смотреть на рожи было чревато — меч просвистел над самой головой, чудом не задев его. Карстер, бросив беглый взгляд на Дарена, увернулся из-под лезвия и кинулся на спину рыжебородому. Пара взмахов — и тот лежал с перерезанным горлом.
Брызнула кровь.
Видимо, это послужило безмолвными знаком остальным в трапезной: начался массовый мордобой. В ход пошли вилки, кривые ножи и даже кружки, с чудовищным повтором раскалывающиеся и мнущиеся о чьи-то головы.
