Стивен Кинг - Темная Башня
(Срединном мире)
где и когда стрелка становятся все более смутными, но она думает, что помнит достаточно много, чтобы знать: все это с ней уже происходило, и воспоминания эти связаны с чем-то невыразимо грустным.
Но, одновременно, это хорошие воспоминания.
Эти воспоминания — чудо, вот что это такое.
— Тебе холодно? — спрашивает он.
— Нет, я в порядке. А что?
— Ты дрожишь.
— Это от сладости сливок, — а потом, глядя на него, она высовывает язык и слизывает толику присыпанной мускатным орехом белой пены.
— Если тебе сейчас не холодно, то будет, — продолжает он. — По радио сказали, что вечером будет мороз. Поэтому я тебе кое-что купил, — из заднего кармана он достает вязаную шапочку, из тех, что натягивают на уши. Она смотрит на шапочку и видит, что на ней вывязаны слова: «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА».
— Купил в «Брентос», на Пятой авеню, — говорит он. Сюзанна никогда не слышала об универмаге «Брентос».
«Брентанос» — да, книжный магазин, но не «Брентос». Но, разумеется, в Америке, где она родилась и выросла, она не слышала ни о напитке «Нозз-А-Ла», ни об автомобиле «Такуро спирит».
— Голоса присоветовали тебе купить эту шапочку? — теперь она его немного подкалывает.
Он краснеет.
— Если уж на то пошло, фактически, да. Примерь. Шапочка подходит идеально.
— Ответь мне на один вопрос, — говорит она. — Кто сейчас президент? Ты же не собираешься сказать, что это Рональд Рейган note 118 , не так ли?
Он бросает на нее изумленный взгляд, потом улыбается.
— Что? Этот старик-актер, которые вел на ти-ви передачу «Дни в Долине смерти»? Ты, конечно, шутишь, да?
— Нет. Я всегда думала, что именно ты шутил насчет Ронни Рейгана, Эдди.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Ладно, просто скажи, кто сейчас президент.
— Гэри Харт note 119 , — отвечает он, словно говорит с ребенком. — Из Колорадо. Он едва не вышел из президентской гонки в 1980 году, я уверен, вы помните, в связи «Обезьяньим делом». А потом сказал: «Да пошли они все, если не понимают шуток», и продолжил кампанию. Все кончилось его безоговорочной победой.
Он пристально всматривается в нее, и его улыбка блекнет.
— Так ты не разыгрываешь меня?
— А ты разыгрываешь меня насчет голосов? Которые звучат в твоей голове? Тех самых, что будят тебя в два часа ночи?
Эдди чуть ли не в ужасе таращится на нее.
— Как ты можешь это знать?
— Долгая история. Может, когда-нибудь и расскажу тебе, — отвечает она, думая при этом: «Если еще буду ее помнить».
— Это не только голоса.
— Правда?
— Да. Ты мне снишься. Уже несколько месяцев. Я ждал тебя. Послушай, мы незнакомы… это безумие… но тебе есть, где остановиться? Нет, я прав?
Она кивает. Копируя Джона Уэйна note 120 (а может, Блейна) отвечает: «В Додже я — незнакомец, странник».
Сердце ее бьется медленно и гулко, но она чувствует поднимающуюся волну радости. Все будет хорошо. Она не знает, что именно и как, но да, все будет хорошо. На этот раз ка на ее стороне, а сила ка огромна. Она знает это по собственному опыту.
— Если я спрошу, откуда я знаю тебя… или откуда ты пришла… — он замолкает, пристально смотрит на нее, потом продолжает, -…или как вышло, что я уже тебя люблю?..
Она улыбается. Это так приятно, улыбаться, и при этом половина лица больше не болит, поскольку того, что там было (кажется, какой-то шрам, она уже не помнит), уже нет.
— Сладенький, — отвечает она, — могу только повторить, это долгая история. Со временем ты ее узнаешь… ту часть, которую я еще помню. И, вполне возможно, нам предстоит кое-какая работенка. Для компании, которая называется «Тет корпорейшн». — Она оглядывается, потом спрашивает. — Какой нынче год?
— 1987-й, — отвечает он.
— А ты живешь в Бруклине? Или, может, в Бронксе. Молодой человек, которого привели сюда сны и звучащие в голове голоса (с чашкой горячего шоколада в руке и вязаной шапочкой с надписью «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА» в заднем кармане), начинает хохотать.
— Господи, да нет же! Я из Уайт-Плейнс! Приехал на поезде с братом. Он тоже здесь. Решил поближе посмотреть на белых медведей.
Его брат. Великий маг и знаменитый наркоман. У нее падает сердце.
— Давай я тебя с ним познакомлю.
— Нет, правда, я…
— Слушай, если мы будем друзьями, тогда тебе придется подружиться и с моим младшим братом. Мы очень близки. Джейк! Эй, Джейк!
Она не замечала мальчика, который стоял у ограждения, отделяющего среду обитания белых медведей от остального парка, но теперь он поворачивается, и ее сердце чуть не выскакивает из груди. Джейк машет рукой и направляется к ним.
— Ты снилась и Джейку, — говорит ей Эдди. — Только по этой причине я знаю, что не рехнулся. Во всяком случае, не рехнулся больше, чем другие.
Она берет Эдди за руку, эту знакомую, любимую руку. И когда его пальцы сжимают ее, думает, что сейчас умрет от счастья. У нее будет много вопросов, конечно, вопросы будут, но на этот момент главный для нее только один. И когда снегопад усиливается, и снежинки все в большем количестве начинают падать на его волосы, ресницы, плечи, она его задает.
— У тебя и Джейка… какая у вас фамилия?
— Торен, — отвечает он. — Это немецкая фамилия.
Прежде чем кто-то из них успевает сказать что-то еще, к ним присоединяется Джейк. Мне говорить вам, что с того самого момента все трое жили счастливо? Я этого не скажу, потому что так не бывает. Но счастье у них было.
И ОНИ ЖИЛИ.
Жили под сенью луча, который связывает Медведя Шардика и Черепаху Матурин, проходя через Темную Башню, и иногда даже становились свидетелями его волшебства.
Вот и все.
Этого достаточно.
Скажите, спасибо.
НАЙДЕННАЯ (КОДА)
Я рассказал всю историю до конца и доволен. Она — из тех историй (и я готов поставить на это последний доллар), которые добрый Бог припасает напоследок, полная чудовищ, чудес и путешествий. Теперь я могу остановиться, отложить перо, дать отдохнуть натруженной руке (только, возможно, не навсегда; рука, которая пишет истории, живет сама по себе, и иной раз становится беспокойной, ей вновь хочется ухватить перо). Я могу закрыть глаза на Срединный мир и те миры, что лежат за ним. Однако, кое-кому из вас, а именно вам принадлежат уши, без которых ни одна история не проживет и дня, скорее всего, меня не одобрят. Вы суровы, ориентированы на конечную цель, не верите, что вся прелесть в самом путешествии, а не в его завершении, сколько бы раз вам не доказывали обратное. Вы — из тех несчастных, кто все еще путает занятия любовью и жалкую струйку, которая выпрыскивается в последний момент этих занятий (оргазм, в конце концов, есть способ, к которому прибегает Бог, чтобы сказать нам, что все закончилось и пора спать). Вы — те жестокие, кто отрицает Серые небеса, куда уходят усталые персонажи, чтобы отдохнуть. Вы говорите, что вам хочется знать, как все сложилось. Вы говорите, что хотите последовать за Роландом в Башню; вы говорите, что именно за это заплатили свои деньги, это то шоу, которое вы пришли посмотреть.
