Мария Чурсина - Императрица и ветер
- Меня зовут Сабрина.
- Заочно знакомы, - понимающе кивнул Луксор.
- Давайте без красивостей, - тряхнула головой Сабрина. - Ты последний, кто видел Машу.
- Машу ищут профессионалы, разве я чем-то могу помочь? - опускать глаза пришлось Луксору. Он не смог вынести взгляд собеседницы, который говорил куда больше, чем её слова.
- Никогда не поверю в то, что ты ничего не знаешь. Ты молчишь по другой причине, вынуждаешь всех думать, что ты причастен к её исчезновению.
- Я причастен, - глухо произнёс Луксор. - Я виноват. Во всём. Да.
Лучше бы ему сразу объявили смертную казнь, прямо здесь, под окнами собственной квартиры. Квадрат света, в котором они стояли, исчез: погасло окно на первом этаже. Теперь лицо его собеседницы скрывала темнота.
- Тогда ты должен знать, где её найти, - негромко и угрожающе сказала Сабрина.
- Я не знаю.
- Она доверяла тебе, - произнесла она, и Луксор понял: на смертную казнь можно даже не рассчитывать. Быстрая смерть - слишком роскошно для такого подонка как он.
- Я люблю её.
- Ты её не любишь. Если бы ты её любил, ты не бросил бы её одну в какой-то дыре. Ты не отсиживался бы здесь. Ты бы не строил из себя слепо-глухо-немую статую, - она отступила на шаг. - А ты говоришь, что ничем не можешь помочь. Бросил, сбежал. Счастлив?
- Нет, - беззвучно прошептал он.
- Она могла уехать обратно в посёлок? - голосом, лишенным всяких эмоций, произнесла Сабрина.
Было в её тоне нечто, заставившее Луксора внутренне вздрогнуть.
- Я не знаю. Что случилось?
- Дом сгорел. Полностью. Невозможно определить, была ли она там.
В полумраке ему показалось, что она закрыла лицо руками. Луксор стоял напротив, не в силах сбросить оцепенение. Сабрина отвела руки.
- Можешь гордиться. Ты живой и здоровый.
- Вселенский разум... - только и смог произнесли Луксор.
- Ваш Вселенский разум тут не поможет, - прошипела она сквозь зубы, резко развернулась и пошла к выходу из двора.
Луксор смотрел ей вслед, пока красная куртка не скрылась за домами. В ушах шумело, и мир перед глазами корчился в предсмертных судорогах. Он помнил, как добрался до подъезда, дёрнул на себя дверь. Отвечать на приветствие вахтёрши оказалось выше его сил. Луксору уже было всё равно, какой аттракцион приготовила ему судьба на этот вечер. Может, ритуальное сжигание Машиных вещей? Или очередной разговор о том, что он никому не нужен.
Из всех самых задержавшихся работников Центра они, пожалуй, были наиболее задержавшимися. Рауль бормотал себе под нос и ничего не видел вокруг. Большие наушники как всегда устроились на его шее, а в руках топорщилась пачка исписанных листов. Как ни странно, Германа он заметил.
- Как, нашли домового?
- Домового? - Герман остановился и приготовился объяснять, что здесь ошибка - розыском домовых он не занимается.
- Да. Маша говорила, он исчез, - он с удвоенным рвением зашуршал бумагами. - Где же это было! А, потерялось. Говорят, ты теперь на её месте? И кабинет занял? Ну-ну.
Герман почувствовал себя сначала стервятником, потом серым кардиналом, а потом ещё хуже.
- Не понял про домового, - проговорил он, как ему считалось, очень отстранённо. Мол, не желаю иметь дела с вашими детскими забавами, но так уж и быть, выслушаю.
- Когда мы вошли в её дом тем вечером, она сказала, что не чувствует домового. Он исчез.
Рауль произнёс это таким тоном, что Герман тут же должен был ощутить себя ничтожеством. Маша поняла, что домового нет, а он не понял. Он - болван окончательный и лечиться не желает. А ещё на звание следователя дерзнул посягать.
- Замечательно, - кивнул Герман и чуть не прикусил язык. Надо же, как привязалось.
Рауль бросил на него странный взгляд и погрозил пальцем.
- Не шали...
...Ну и что с того, что по образованию он следователь, а штат Центра был полностью укомплектован, поэтому его взяли только на пустующее место оперативника, да к тому же ещё и в помощники двадцатипятилетней барышне.
Герман вышел на стоянку и направился к своей машине. В отличие от остальных она не была завалена снегом по самую крышу. От злости он пнул переднее колесо.
Барышня не знала, как от него избавиться, и сама была явно не тем наставником, под руководством которого мечталось работать Герману. Её послужной список, бесспорно, впечатлял, особенно история с Тёмным Патриком, но это не причина, чтобы держать траур по ней.
Разуметься, Патрика поймала она, а не язвительный Кайл, при первой же встрече попытавшийся склонить Германа на свою сторону, и даже не знойный красавец Антонио, от которого млела та часть женского населения Центра, которая не млела от Шредера. Пусть так, но история с Патриком закончилась бездарно. Взять его капитан взяла, да так и упустила драгоценную возможность допросить. Он повесился в камере. Поэтому трепета к "гениальной" следовательнице Герман не ощущал, хотя чисто по-человечески было жаль пропавшую девушку.
Он влез в свой внедорожник
- Да мало ли, отчего исчез домовой, - проворчал он, обращаясь к приборной панели. - Испугался и убежал, когда Вирам начал вспарывать диван. Ну почему тогда из головы не идёт мысль, что Вирам что-то искал в её доме... Уймись, интуиция. Что он мог там искать? Не деньги же. Улики против себя?
По спине побежали мурашки, когда он представил себя со стороны. Сидит и, как ни в чём не бывало, беседует с рулём, пытается ему что-то доказать.
- Скажем, капитан нашла неслабый компромат на Вирама, - Герман знал, что личность эта в чёрном списке Центра маячит давно, а никаких толковых обвинений ему предъявить нельзя. Если только командировать на исправительные работы за хулиганство, смех один. - Допустим, нашла и стала его шантажировать. Шантажироваться он не захотел, а полез к ней в дом. Складно так выходит. Добавить к этому, что Кайл искал то же самое, потому что жаждал раскрыть преступление века. А зарезала его сама капитан Орлова, ибо нечего по чужим домам шастать и злить хозяев, а потом она отправилась в бега. Отличная сказка на ночь. Ибо!
Герман посмотрел в зеркало заднего вида и сам себе показал язык. Интуиция не работала, зато фантазия работала отменно.
- Куда, скажите, подевался этот самый компромат? Ах да, домовой унёс и спрятал.
Ему позарез надо раскрыть это преступление, иначе он так и останется жалкой тенью капитана Орловой.
- Товарищ лейтенант, - вдруг раздался за его спиной знакомый голос. - Некрасиво показывать язык старшим по званию.
Виной всему была лампа подсветки. Она озаряла салон голубоватым сиянием, отчего кожа девушки казалась до прозрачности бледной. Она наклонилась вперёд и, положив руки на спинку его сиденья, сказала:
