Алексей Будников - Огниво Рассвета
Послышался гулкий хлопок железной перчаткой по лошадиной шее, и животное, коротко заржав, ведомое за поводья, принялось разворачиваться в сторону выводившей на улицу приотворенной калитки. Я сразу, за скрипом колес, шатанием спиц и дребезжанием корпуса ощутил на себе, насколько «на коленке» был собран фургон. Но придется терпеть. Путь до дворца не близкий, к тому же ведет он, пускай в отлогую, но все же гору. Вот бы только ось не треснула под моим весом…
Глава третья
Кто бы мог подумать, что тропа к гнезду самого герцога будет пролегать по эдаким трущобам! Правда, поначалу все складывалось довольно неплохо. Повозка, ласково и как-то убаюкивающе подрагивая на ровной мостовой, не спеша продвигалась вперед по улицам. От покачиваний меня в один момент даже едва не одолела дрема, как вдруг, точно черт из коробочки, выскочили истинные виланвельские дороги. В итоге большая часть пути прошла по испещренным выбоинами да щербинами грязным переулкам бедных районов, отчего мое плечо с каждым мигом негодовало все громче, промачивая и без того мерзко налипшую на резец рубаху, бинт и плащ новыми каплями выжимаемой из туловища крови.
Ухавший по рытвинам фургон, казалось, с минуты на минуту должен развалиться. Меня мотало из стороны в сторону, затекающие пальцы нет-нет да соскальзывали с дроги, и приходилось призывать на помощь деревенеющие мышцы, дабы не рухнуть и ненароком не отбить чего-нибудь. Так и обнаружить себя недолго. Тем паче, что свисавший подол плаща частенько облизывал пыльную дорогу. Благо, за фургоном особо не следили, да и смысла в этом не было. Такая махина не требовала пристального внимания.
Но больше остального меня беспокоил ключ. Он то и дело мелкой дребезжащей украдкой подступал к краю кармана, норовя выпасть и навсегда поселиться в одной из множества «украшавших» тропу ложбин. Хотя, для чего мне теперь сдалась эта безделушка? Если удастся скрытно дойти до конца пути, тогда надо будет, не задумываясь, рвать когти при первой возможности, а не ключи в скважины совать. Сейчас на кону стояла моя жизнь, и не очень бы хотелось оканчивать ее так глупо. Коли заметят в замке постороннее лицо, то могут без колебаний болт в лоб пустить, никто даже не охнет. Посему не знаю, что на меня нашло. Только маета лишняя, каждый раз засовывать выскакивающий из кармана ключ все глубже. Не хватало еще, чтобы рука с оси сорвалась, пока тянуться к нему будешь. При этом отданные мне стариной Ивианом, светлая ему память, авансом золотые марки одна за другой выпрыгивали из-за пазухи, оставаясь мирно лежать в лужицах, покуда какой-нибудь особо удачливый гражданин не обнаружит на тропе сие бесхозное богатство. И, странное дело, о монетах я совсем не беспокоился, несмотря на то, что все мои сбережения ныне хранились на одной из центральных Виланвельских улиц. Отчего-то мне даже в голову не пришло вернуться за котомкой. Теперь, можно сказать, что сыпавшиеся из меня деньги являлись моим единственным состоянием, которое с каждой дорожной язвиной таяло все стремительней.
В такие моменты я не уставал восхвалять себя за то, что догадался повязать ноги тканью. Если ладоням не всегда удавалось удерживать меня на весу, то стопы и вовсе соскочили бы на первом же ухабе. Особенно это касалось правой, укушенной псом ноги, что частенько принималась, после очередной рытвины, заливаться нытьем от давящей боли.
Раз меня даже посетила мысль развязаться, рухнуть на землю и, если госпожа удача соблаговолит, прокатиться меж задних колес, после чего скрыться за первым попавшимся углом, а там уж как-нибудь нанести герцогу визит и взять с него причитающееся за убийство Ива. Однако эти думы всевечно прерывала пара мерно шагавших позади оседланных гвардейцами меринов. Если решусь на подобное — выскочу точно в лапы герцогским охранителям. А это в будущем способно иметь куда более тяжелые для меня последствия, нежели отбитые под повозкой конечности. Ладно уж, доберусь, а там — будь что будет.
Третий боец, который не заходил на задворье скупщика, оставшись, вероятно, приглядывать за ездовыми, взял в руки поводья и ступал впереди, ведя сразу и запряженную в фургон лошадь, и своего, точно такого же, как у товарищей, вороного коня. Ну а в авангарде, кто бы сомневался, седлав собственных жеребцов, шествием руководили герцог Дориан Лас и первый приближенный Фарес эль'Массарон, о чем-то мирно перебалтываясь. Грохотавшие на расстоянии вытянутой руки колеса заглушали все прочие тщившиеся подступить к моим ушам звуки, оттого речь этой титулованной парочки не доходила до меня хотя бы членораздельными урывками, сливаясь в одно сплошное, едва различимое на границе слуха бормотание.
Так или иначе, к намеченной цели мы подбирались, причем даже скорее, чем я предполагал, и без вынужденных остановок — видно, герцог обеспокоился какой-никакой маскировкой, дабы его не опознал первый попавшийся прохожий, и спустя несколько минут толпа ротозеев не наводнила и без того узкую тропу. Право, людей встречалось немного, а те, кому в поле зрения попадал сопровождаемый гвардией фургон, стремились как можно скорее удалиться подальше.
За несколько сотен ярдов до врат виланвельской крепости постройки, жилые и мастерские, закончились, открылось широкое пространство зеленой эспланады, и дорога вновь обрела опрятный вид, став тянуться наизволок. Приходилось даже несколько сильнее подтягиваться, практически прилегая щекой к колесной оси, дабы не грянуться затылком о мощеную бледно-желтой замшелой плиткой тропу. Однако макушка все равно продолжала вилять на весьма опасном от земли расстоянии, кончиками волос-таки уцепляя грязь. Я боялся представить, что бы было, если бы мы начали восхождение, ступая по прежнему, разбитому тракту. Оглянуться не успеешь, как при подобной тряске, ненароком, ударом о мерзлую почву раскроишь себе череп, потеряешь сознание, и поволочешься по бурвам следом за повозкой, будучи все так же привязанным к ней за щиколотки. И тут уже придется печься не за свое раскрытое укрытие, а за то, чтобы эта краткосрочная бесчувственность не стала вечной, и ты смог от нее, рано или поздно, очнуться хоть в маломальском здравии. Проще говоря: не двинуть кони под днищем раздолбанного фургона.
Толстые дубовые створки шумно разошлись, за ними под арочные своды заскрежетала поднимаемая на цепях герса, и экипаж, пройдя насквозь широкие стены, преступил внутренний двор замка. Сейчас я с остервенелостью принимался ворочать головой из стороны в сторону, надеясь запоминать хоть какие-то ориентиры для обратного пути. Из моего положения проглядеть что-то более-менее ясное выходило сложно, однако некоторые примечательные места в моей памяти все же отпечатывались. Небольшой, стоявший на цветущей поляне белый фонтан, в облачках брызг которого играли золотистые солнечные лучи. Дальше — сплошная ограда из подстриженных кустов, сквозь которую иногда мелькали ажурные беседки и лавочки, в этот час пустовавшие. Все близкие герцогу люди — советники, слуги, избранные ремесленные мастера и военные командующие, сокольники и сенешали — проживали во дворце вместе с ним. Оттого, наверняка, именно они по вечерам запруживали это богатое раздолье, сея здесь интеллигентный (и не очень) гомон, а также сверкая кто бесценными безделушками, а кто рабочими мозолями. Вряд ли сам герцог мог выделить хотя бы минутку на подобное времяпрепровождение.
