Стивен Браст - Иорич
— Да. Мудрое решение.
— Я собираюсь поговорить с Норатар.
— А, — сказала она. Потом: — Ой.
— Угу.
— Ладно, — подумав, проговорила она, — я это устрою.
— Спасибо.
Я выпил еще вина, совершенно не чувствуя вкуса.
Мы сидели вот так, пока уютное молчание не стало неуютным, и тогда я спросил:
— Сетра, а кто ты еще?
— Хмм?
— В смысле, у тебя, наверное, есть и другие, э, личности, помимо…
— А. Никого из них ты не встречал. Даже и не слышал, пожалуй.
— Должно быть это трудно.
— Иногда. А иногда это единственная радость, которая у меня остается.
Я кивнул. Хотелось расспросить о других ее персоналиях, но очевидно было, что она не желает об этом говорить, так что я допил вино и хранил молчание.
Чуть позже она сказала:
— Норатар согласна встретиться с тобой.
— Когда?
— Сейчас, если это удобно.
— Удобно, — повторил я. — Угу. Ладно. А потом я бы…
— Что такое? — нахмурилась Сетра.
— Так, ничего. Значит, повидаюсь с Норатар, а потом, пожалуй, пойду подкрепиться.
Она отвела взгляд.
— За «Валабаром» постоянно следят.
— Да, я так и предположил. Мне на ум пришло более безопасное место, скажем, «Разбитая башка».
— Боюсь, не знаю такой.
— Извини, жаргон джарегов. «Разбитая чашка».
— А. На Клеверном кольце.
— Владеет ей Дом Джарега, так что там я в безопасности. Нискан там обедал, когда за ним полгорода гонялось со смолой и перьями.
Она кивнула.
— Лишь бы ты там был в безопасности. Не хочу, чтобы что-то с тобой случилось.
— Весьма любезно с твоей стороны, — я встал и наклонил голову.
— Я тебя телепортирую.
Как спросить Чародейку горы Дзур, достаточно ли она трезвая, чтобы справиться с телепортацией? Ответ: никак.
— Спасибо, — проговорил я.
ИНТЕРЛЮДИЯ: ВОСПОМИНАНИЯ Резко и ясно, все образы четкие, цвета живые, даже звуки все еще звучат в моих ушах. Я стоял и смотрел на ее жилище, утратив дар речи. Я как раз закончил доказывать, что я не герой [12]. Крейгар проводил меня, для моральной поддержки или вроде того, но остался ждать на улице, чтобы сперва я встретил мальчика сам.
Она пригласила меня войти.
— А где…
— У него тихий час.
— О.
— Скоро проснется.
Мы сели и поболтали ни о чем. А потом из соседней комнаты раздался звук, словно кошке наступили на хвост; сердце мое сжалось.
— Сейчас вернусь, — сказала Коти.
Вокруг меня плавали псионические следы Нойш-па, надменные и возбраняющие — что доказывает, сколь обманчивы могут быть псионические следы. Ее не было долгие две или три минуты.
За ней катился карапуз. Короткие штанишки, серая рубашонка, темные волосы аккуратно причесаны. Громадные глаза и взгляд, как у Коти.
— Влад, это твой отец, — сказала она.
Мальчик мгновение изучал меня, потом повернулся и прижался лицом к коленкам Коти. Она виновато улыбнулась.
— Очень стесняется чужих, — проговорила она. Я кивнул. — Просто не обращай на него внимания. Образуется.
Не обращать внимания. Угу.
— Хорошо, — ответил я.
— Ну же, Влад, давай поищем твою черепашку?
Он кивнул куда-то ей в колени. Она взяла малыша за руку и подвела к длинному ящику красного дерева, стоящему под окном. Знакомый ящик; когда-то в нем хранилось оружие. Сейчас, похоже, там лежала черепаха — сшитая из ткани и набитая бог весть чем.
Я думал, он ее обнимет, но малыш ушел с черепахой в угол, сел и принялся ее изучать. Коти присела на край кушетки, мне незнакомой, и взяла бокал. Мы наблюдали за ним.
— Что он делает? — тихо спросил я.
— Соображает, как все устроено, — ответила она.
— А. А это сложно?
— Вроде головоломки. Ткань сложена определенным образом, чтобы получилась черепаха, и если правильно ее развернешь, получится что-то другое. В первый раз у него был лиорн, во второй — дикая кошка. Что будет здесь, не знаю. Думаю, он разберется.
Я улыбнулся.
— А первые две решил?
— Быстро.
Я улыбнулся еще шире.
— Где ты нашла такую игрушку?
— Их делает одна девочка и носит сюда. Не знаю уж почему, но она не кажется мне опасной.
— Девочка? А у нее есть имя?
— Девера.
Я кивнул.
— Ты ее знаешь? — спросила она.
— Хм. И да, и нет. Но ты права, ему она вреда не причинит.
Это, кажется, устроило Коти. Мы продолжали наблюдать за нашим сыном.
Если малыш и чувствовал, что мы за ним наблюдаем, то предпочел не обращать на нас внимания. Трудно было о нем говорить так, словно его тут нет. Да и не стоило, пожалуй.
Влад Норатар подошел к своей матери и продемонстрировал ей вещь.
— Очень хорошо, — сказала она. — Знаешь, что это такое?
— Это лошадь, — объяснил он.
Она кивнула.
— Покажи своему отцу.
Малыш повернулся и оценивающе на меня посмотрел; хотел бы я знать, какое лицо следовало изобразить. Я попытался выглядеть заинтересованным, но не взыскующим; наверное, сработало, потому что он прошествовал ко мне и показал мне лошадь.
— Очень хорошо, — проговорил я. — Но, наверное, черепахе там внутри очень неуютно.
Он нахмурился и поразмыслил.
— Ты глупый, — решил мальчик.
Никогда еще меня не называли глупым; не знаю, как я это воспринял.
Наверное, мне понравилось.
Он повертел туда-сюда уши лошади, довольный, что разгадал секрет, потом отошел, устроился на ящике и занялся превращением ее обратно в черепаху. Коти и я смотрели на него.
— Очень умный, — сказал я.
Она улыбнулась.
Мы долго смотрели на Влада Норатара, а он без предупреждения повернулся ко мне и сказал:
— У меня есть ястреб.
— Хотелось бы взглянуть, — промолвил я.
Он нырнул в ящик и добыл фарфоровую статуэтку — примерно фут в вышину, птица выглядела как живая. Прошагав через комнату, он без колебаний протянул ее мне. Я внимательно рассмотрел фигурку, и проговорил:
— На языке наших предков эту птицу зовут «вандур».
Он изучил меня.
— Ты снова глупый?
— На сей раз нет, — ответил я. — Есть много языков. Люди говорят по-разному.
— Почему?
— Хороший вопрос. Может, потому что научились разговаривать в разных местах, или потому что так далеко удалились друг от друга, что стали разговаривать по-разному. В этом языке, на котором мы говорим, для всех хищных птиц есть только одно слово. В языке Фенарио у каждой породы птиц есть особое имя.
— А у каждой птицы тоже есть особое имя?
— Если ей кто-то его даст.
— А своих имен у них нет?
— Нет. Ну, если так подумать, то может, и да. Не уверен.
