Клайв Леннард - Источник судеб
Ванир вскочил, судорожно сжимая рукоять меча, но словно не в силах извлечь оружие из ножен.
— Ты! — выдохнул он изумленно. — Но как… Ты умрешь, киммерийский пес!
С этими словами он потянул меч, но не успел клинок обнажиться и на треть, как что-то прожужжало над ухом Конана, и рыжая борода Фингаста налилась алым, потом голова ванира неестественно запрокинулась, и из глубокой раны на шее ручьем хлынула кровь. Метательный диск с острыми, как бритва, краями, бесшумно упал на ковер.
Конан резко обернулся. Глаза жреца как всегда были полуприкрыты.
— Зачем?! — яростно прохрипел киммериец. — Зачем ты убил его? Дело короля вершить справедливый суд! Я желал слышать, кто надоумил этого ублюдка…
— Он хотел напасть на вас, повелитель, — отвечал жрец спокойно. — Митра направил мою руку, дабы отвести угрозу…
— Кром! Неужто ты думаешь, что я не способен совладать с каким-то ваном?!
— Лишь Несотворенному ведомы все причины и следствия, и не случалось ли опытным бойцам пасть, поскользнувшись на арбузной корке? Но я вижу, ваше королевское величество знали этого человека…
Ругательство, вырвавшееся из уст королевского величества было столь чудовищным, что, казалось, гнев Митры должен был бы испепелить его на месте. Однако гром не грянул, стены храма не рухнули, а Верховный Жрец лишь слегка поморщился и пробормотал краткую покаянную молитву. В его обязанности входило отвращать разящие стрелы Дарующего и Забирающего: что поделаешь, повелитель Аквилонии в душе оставался все тем же варваром из Киммерии, каким был до возложения короны, и это обстоятельство требовало некоторого снисхождения.
Случалось, король, чей буйный нрав так и не смогли обуздать годы пребывания на троне одного из самых могущественных и цивилизованных государств, под горячую руку крушил что ни попадя: дорогую мебель, изящную посуду, статуи, ширмы, витражи, а однажды умудрился прошибить кулаком стелу, на которой придворный камнерез изобразил его самого в облике древнего героя, попирающего копьем дракона. Однако на этот раз варвар сумел обуздать свой гнев и, усевшись на табурет, потребовал вина.
— Все, что было на столах и полках, исчезло в ненасытных глотках подданных Имира, — опечалился Обиус. — Им что брага, что тонкие вина — все едино. Воистину, желудки их из дубленой кожи… Но для вас, повелитель, у меня кое-что найдется.
С этими словами жрец поднялся и направился к барельефу, изображавшему светлый лик в короне из солнечных лучей. Не слишком почтительно нажал на божественный нос, и плита поднялась, открыв обширное углубление, сплошь уставленное разнообразными сосудами.
Чего тут только не было! Зеленоватые, голубоватые и золотистые бутыли с аквилонскими, аргосскими и зингарскими винами, кушитские керамические амфоры, наполненные игристым напитком из пальмовых листьев, изящные туранские кувшины с приторными сладкими винами, настоянными на лепестках роз, кхитайский фарфор, содержащий крепчайший «Пламень дракона», и даже грубые глиняные горшки с кожаными крышками — доставленный из пиктских земель вересковый мед. Среди этого великолепия попадались и вовсе невиданные вещицы: хрустальными гранями сияла большая бутыль, внутри которой была другая, поменьше, наполненная прозрачной жидкостью, а в ней плавала зеленоватая змейка с красными, как лалы, глазками…
— Подарок камбуйского посла, — объяснил Пресветлый, заметив изумленный взгляд короля. — Сия тварь отлично чувствует себя в зелье, словно рыба в водах речных. Ей двести лет и…
— Кром! — рявкнул Конан. — Не устаю поражаться хитроумности желтолицых: выпивка и закуска в одной бутылке!
Сделав такое глубокомысленное заключение, он принялся хватать из ниши все без разбору: большая часть коллекции Пресветлого тут же была поглощена им и его людьми. Пили жадно, только магистр едва приложился к горлышку, заметив, что прежде, чем утолять жажду, не худо было бы ополоснуться.
— Увы! — воскликнул Обиус, с философским спокойствием наблюдая за стремительным исчезновением заморских даров и отмечая про себя, что желудками из дубленой кожи обладают далеко не одни ваннахеймцы. — Ни умыться, ни разбавить вино: вода в соседнем помещении, а если я позову прислужника, с ним может явиться кто-нибудь из разбойников…
— Сколько их в Храме? — спросил Конан.
— Думаю, с полсотни, остальные орудуют в Нижнем Городе.
— И те и другие уже мертвы, — зловеще прорычал король. — Но негоже идти в битву грязным, даже если собираешься прикончить всего лишь ванирских собак. Найдется у тебя чаша для ополаскивания?
Чаша нашлась, и киммериец, поотбивав горлышки рукоятью кинжала, наполнил ее вином, прикончив остатки запасов Пресветлого. В нише осталась лишь хрустальная бутыль с красноглазой змейкой. Скинув безрукавку, король ополоснулся до пояса в необычной купели. Его примеру последовали остальные, причем стражники старались не столько вымыть чумазые лица, сколько хлебнуть из сложенных лодочкой ладоней побольше пьянящей смеси. За что и получили от короля по звонкой оплеухе и напоминание, что им еще предстоит помахать мечами, прежде чем отправиться развлекаться с девками. Если, конечно, живы останутся.
Убедившись, что киммериец горит желанием поскорее схватиться с ванирами, мудрый Обиус счел за благо дать ему несколько советов. Все они сводились к одному: на рожон лезть не стоит. Во-первых, ванов в Храме было раз в десять больше, чем людей Конана, во-вторых, Пресветлый не мог испросить помощи Митры, не совершив обряда возле Неугасимого Огня, в-третьих, среди вельмож, по его сведениям, тоже оказались предатели, и их люди могли прийти на помощь ванирам…
— Кто?! — взревел король и сжал полоскательницу так, что та треснула.
— Граф Монконтор, барон Агизан, почтенный Офар из Кутхемеса — их имена поминал этот Эймир…
— Не смей называть его Эймиром! Фингаст — пособник темных сил и презренный изгой. Я действительно знал этого ублюдка и думал, что уже прикончил его однажды. Высокий Шлем был его заклятым врагом и моим побратимом, Фингаст знал, что делал, когда выдавал себя за сына Сеймура Одноглазого. Но как мог ты, столь мудрый, купиться на эту ложь?
— Не мне, ничтожному, трактовать замыслы Всеблагого, плетущего искусную сеть, именуемую событиями жизни, — смиренно отвечал Пресветлый. — Я вопрошал Митру и не услышал ответа. Тогда я решил посоветоваться с искушенным в житейских делах Афемидом… Припомня, что записывал рассказы о ваших, о мой король, героических похождениях в Ваннахейме, где поминался этот ван, он посоветовал мне впустить варваров под кров Храма и оставить их на постой в городе, дабы те разнесли весть о нашем гостеприимстве, что весьма полезно для привлечения и купцов, и паломников.
