Камли Брайт - Рождение Зверя
— А дождь смоет наши следы… — в тон ему добавил С'тэн. И зевнул.
Предыдущую ночь он очень мало спал, то и дело просыпаясь от кошмаров, которые не сулили ничего хорошего на день грядущий, но сейчас вдруг понял, что хочет и сможет заснуть. Будто неожиданно испортившаяся погода заслонила его от всех страхов и бед, давая шанс успокоиться и отдохнуть. А что будет дальше… В конце концов, он разберется с этим потом…
С'тэн еще раз сладко зевнул, однако неожиданно кольнувшая мысль снова вывела его из состояния приятной расслабленности.
Он тревожно-вопросительно посмотрел на чужестранца.
— Это уж тебе лучше знать, — пожал плечами Ральф.
— Но я не знаю… — беспомощно проговорил молодой человек.
— Ладно, — сжалился Ральф. — Давай вместе попробуем понять. Скажи, для кого-нибудь из твоих… э-э, братьев существует подобный запрет?
С'тэн покачал головой.
— Значит, только тебе запрещено приближаться к этим развалинам?
— Только мне, — подтвердил С'тэн.
— Отлично. И еще тебе показалось, что именно нарушение этого запрета больше всего и разозлило С'каро?
— Да.
— Ох, что-то не нравится мне все это. — Чужестранец посмотрел куда-то в темноту шалаша, затем перевел взгляд на сидящего напротив него молодого человека. — Смотри сюда.
Вытянув руку так, что его раскрытая ладонь пришлась С'тэну чуть выше глаз, Ральф стал попеременно то включать, то выключать встроенный в кольцо фонарик. До тех пор, пока начавшие слипаться веки молодого человека не отяжелели уже совсем.
«Ну, с Богом…»
Ральф опустил руку и осторожно погрузился в продолжавшее бодрствовать сознание С'тэна. Хотя, правильнее было бы сказать, в пассивную его часть, потому что активная, или осознаваемая, сейчас мирно спала. Здесь, в пассивной части разума, помещается не только все то, что человек когда-либо узнавал и запоминал, но и то, чего он знать не мог или давным-давно уже забыл. Эти факты, словно тяжелые каменные глыбы, покоятся на дне глубокого океана, недоступные, недосягаемые — лишь иногда, подобно теням, проносятся в мозгу, вызывая неясные образы и тревожа воображение, с тем чтобы снова благополучно кануть в небытие.
Представив себе раскинувшийся на огромной поляне поселок, Ральф тут же получил в ответ болевой удар, и его точно отбросило. Ощущение было не из приятных, поэтому Ральф, не имея никакого желания еще раз лезть в лоб, попытался подойти к этой части воспоминаний совсем с другой стороны — изнутри, с того момента, когда С'тэн только появился на свет, и начал медленно, год за годом, двигаться вперед, пока…
Это походило на то, как на идеально гладкой поверхности вдруг обнаружилась бы едва ощутимая неровность. Ничего подобного для сравнения в окружающем физическом мире не существовало, только привыкшему видеть, слышать и осязать человеку пришло бы в голову пытаться его отыскать. Ральфу показалось, что эта «неровность», эта, что ли, «накладка» будто бы сделана из похожего, но все же отличавшегося по своим свойствам материала. Ее сюда словно вставили вместо какого-то другого фрагмента. Или поверх его…
Что с этим было делать, Ральф не знал. Ему нередко приходилось отыскивать в подсознании людей самые разные воспоминания. Он умел доставать их с любой «глубины», но здесь…
«Опыты…» — вдруг вспомнилось ему. Ну, конечно, знаменитые подвалы Темного Братства.
Ральфа передернуло. Вмешательство в сознание с целью искажения памяти он считал для себя чем-то совершенно недопустимым. Однако и оставить все как есть было нельзя, тем более что наблюдаемая им часть памяти была поддельной. Позволив фальшивым воспоминаниям течь своим чередом, он в то же время зорко следил за тем, не появится ли за четко различимыми образами что-нибудь еще.
Ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза ничего особенного Ральф не заметил. Все было, как обычно: сначала выделялись наиболее яркие, рельефные события жизни; их робко дополняли всплывавшие по ходу детали. На фоне первых вторые казались блеклыми и не представляли никакой ценности, лишь изредка попадались подробности, придававшие всему событию особый оттенок или являвшиеся связующим звеном между двумя уже достаточно значимыми фрагментами. Наконец что-то изменилось: когда Ральф уже в который раз просматривал надоевшие до тошноты картины, ему вдруг почудилось, что они как будто побледнели. Не веря себе, он прокрутил снова — желая убедиться, что не ошибся.
Невероятно: искусственно созданные образы, не выдержав многократной демонстрации, таяли буквально «на глазах». Те, что с трудом различались за ними, казались неясными, точно размытыми, но главное — они существовали… С непередаваемым волнением следил Ральф за постепенно воскресавшими воспоминаниями — легкая дымка вторичных наслоений больше не мешала видеть настоящего. Еще, еще немного…
Он добивался их окончательного исчезновения и, только когда «поверхность» снова сделалась идеально «ровной и гладкой», осторожно покинул чужое сознание.
Открывшееся в нем Ральфа почти не удивило: чего еще было ожидать от существ (назвать их людьми как-то не поворачивался язык), напрочь лишенных нормальных человеческих качеств — чести, совести, сострадания.
Правда, одно дело было слышать об опытах, которые проводились в подвалах Темного Братства, и совсем другое — увидеть это, что называется, своими глазами…
Щелчком пальцев Ральф заставил молодого человека вернуться. Тот открыл глаза, с удивлением посмотрел на костер, на сидевшего рядом Ральфа.
«Ах да…»
— С пробуждением. — В голосе чужестранца была какая-то напряженность. От нехорошего предчувствия у С'тэна заныло в груди.
Гипнозом владели многие из братьев Круга: не раз видевший их в действии, С'тэн с самого начала прекрасно осознавал, что собирается делать Ральф. Чего-то в этом роде молодой человек и ожидал, когда обратился к нему за помощью, однако, сколько времени прошло с того момента, как перед глазами усыпляюще замигал крохотный огонек, сказать было трудно: снаружи все так же хлестал дождь и завывал ветер, а здесь, в шалаше, по-прежнему горел небольшой, но уютный костер.
«Почему он молчит? Не получилось? Или…»
— Ты в этом селении родился…
* * *Старинное, все в мелкую крапинку, с рыжими разводами по краям, зеркало вблизи выглядело мутным. Однако стоило отступить на несколько шагов, и, словно по волшебству, изображение прояснилось.
«Немного полновата… глаза усталые… лицо… поблекло… Хотя для тридцати семи, в общем-то, еще ничего…»
— Мам! — Вбежавшая в спальню пятнадцатилетняя девушка хотела что-то сказать, но тут же завертелась перед зеркалом, поворачиваясь то одним, то другим боком; затем быстро глянула на мать — снова на себя, и маленький, слегка вздернутый носик на круглом, с нежными, по-детски пухлыми щеками, личике поднялся еще на дюйм кверху. Амалия спрятала улыбку…
