Асия Уэно - Радужная Нить
— Примерь. Негоже являться на торжественную церемонию в… этом. — Он показательно сморщил нос, подцепляя рукав, наполовину оторванный даже не знаю, при каких обстоятельствах. — Живо за повозку!
— Где ты их раздобыл?! — я изумился, разглядывая обновку. Цвет определить было трудно, но богатство узора не скрывала даже темнота. — Знаешь, это совсем не по рангу…
Спутник лишь отмахнулся, шустро развязывая на мне пояс.
— Мы не при дворе, так что плюнь на всякие глупости! Считай это подарком от меня. Ну же, переоблачайся!
— И всё же, откуда такая красота? — настаивал я, прыгая на одной ноге, чтобы избавиться от штанов.
— Вот неуёмный… Я же сказал: от меня! Фуурин прекрасно справляется с мелкими поручениями. Он и слетал к одному моему знакомому, пока я торчал на Гингати. Что поделать, если на будущем правителе одежда горит так, что не напасёшься? Переправившись сюда, малыш припрятал её по моей просьбе и вернул… кажется, весьма своевременно! За ней и летел, когда…
— Нападал он тоже по твоей просьбе?! — вспомнил я.
— Прости. Речь шла лишь о том, чтобы задержать. Во всяком случае, особых повреждений я не вижу, — он отступил на шаг, и я возмущённо запахнул на себе косодэ.
— Но зачем?!
— Когда я узнал господина Хономару, — вздохнул юмеми, — и тот увидел, что я преследую его невесту… сам понимаешь, какие мысли его одолели. А меня одолели другие: не подпускать к нему тебя.
— Жизнь не мила?! — я всплеснул широкими узорчатыми рукавами, определяя, насколько ровно легли плечи. Как будто по мне скроено! — Он бы тебя слоями напластал, как тунца!
— Ты сильно меня недооцениваешь. Я собирался усыпить его, только… сначала не успел, потом — не смог.
— Из-за Кагуры? — догадался я. — И кто говорит о недооценке?
— С другой стороны, — он приблизился, поправляя на мне одежду и заодно переводя разговор в иное русло, — я сам тебя недооценил. Если бы и ты поддался ненависти, мико поглотила бы душу малышки окончательно. Так что подарок вполне заслуженный. И сидит отлично. Надеюсь, тебе нравится.
— Очень! Хотелось бы разглядеть на свету. Какого цвета верх? Алый?
— Терпение…
Кто бы сомневался в ответе!
— Тогда пойдём. Судя по суматохе и нестройным крикам, войска уже в сборе. И, Ю… Спасибо!
Вместе с Кенске, обряженный в доспех с его плеча, я поехал во главе гарнизона Хоруи. Юмеми, отказавшийся от лошади, шествовал в числе пеших, но мне достаточно было знать, что он рядом. Ещё четыре сотни следовало за нашей, основные силы остались в лагере. На рассвете снимаемся с места. Если эта бесконечная ночь когда-нибудь завершится…
— Здесь. — Я спешился, взял факел из чьих-то рук и двинулся вперёд. Расставив дружины по кругу, их командующие присоединились к нам у повозки, где доблесть моего брата бросила вызов иной силе. И победила.
Да, это была победа, что бы ни думали вы, в изумлении вертящие головами и перешёптывающиеся! Как бы вы ни хмурились, а он сделал правильный выбор. И этот комок металла — тому доказательство. Я обернулся к спутникам.
— Он был отважным воином, чьи мужество и любовь сплавились воедино. На этом месте надо соорудить святилище. И назвать его Кокоро — Сердце.
Все склонили головы в торжественном, хотя и озадаченном молчании. Я первым подал знак, по которому дружинники Кенске, несущие связки кустарника, возложили топливо меж дугами. Хороший костёр из чахлых стволиков не развести, да это и не к чему. Нам — ни к чему, а тебе, брат — и подавно. И, всё же, как несправедливо…
Рука дрогнула, высекая искру, но я совладал с собой. Когда огненные языки охватили всю груду, вернулся к остальным. Тьма никак не желала рассеиваться, и всполохи за моей спиной казались вдвойне яркими, бросая алые отблески на людей. Я открыл было рот, но застывшее на лицах выражение стёрло из памяти приличествующие слова. Ю, стоящий чуть позади военачальников, сделал мне знак обернуться.
Пламя вздымалось до самого неба! Огромный столп на моих глазах разделился надвое, полыхающие крылья махнули в нашу сторону, обдав меня волной тёплого воздуха.
— Ты всё-таки не забыла, — шепнул я сикигами Пламени. — Спасибо, что прилетела!
Голова, увенчанная багровым хохолком, взъерошилась, я поспешно смахнул с нового наряда искорку, тотчас же припомнив упрёки Ю, тогда ещё таинственного ханьца с улицы Поздних Хризантем. И почувствовал себя наивным молодым человеком, в испуге и восхищении замершим перед Синими Вратами. Главное, верить… Главное — верить! Шагнул к птице, не обращая внимания на остерегающие возгласы.
Сики, словно догадавшись о моих намерениях, уменьшилась в размерах и послушно вспорхнула на протянутую руку. Будучи крупнее любого кречета, она казалась невесомой, только очень горячей. Много ли весит чистый огонь?
Я снова обернулся к дружинам и обнаружил, что все, включая моего хитроумного советника, склонились в поклоне до земли. Птица, с трудом умостившаяся на плече, распростёрла крылья, выгнула шею и закричала — и, словно в ответ, раздались возгласы из толпы.
— Новый правитель!
— Истинный государь!
— Император!
Глава 14
Победа
(Пятый День Дзю Благодарения, 499-ый год Алой Нити)
Каждый раз, когда вспоминаю те мгновения, меня охватывают сложные чувства. Потрясение и вместе с тем, понимание правильности происходящего, замешанные на скорби и ликовании. Насыщенный состав. Но тогда… тогда я ощущал внутри лишь пустоту и обречённость.
Пока огненная птица не клюнула наплечник, привлекая к себе внимание — мол, хватит стоять столбом! Я пересадил её на перчатку и воздел руку, лихорадочно размышляя над словами торжественного обращения к народу. И лишь тогда заметил, какого цвета рукава, которые мой друг, помогая облачаться, подвязал на манер хитатарэ.
— Скотина, — проникновенно шепнул я ки-рину, поднявшему голову, стоило мне шагнуть к нему. Люди понемногу зашевелились, привставая с земли, выкрики из толпы сделались чаще и дружнее. — Добился своего! Знал заранее?
Довольная улыбка была мне ответом. Вот он, миг торжества, ничем для тебя не омрачённый!
Чёрную материю украшала тончайшая вышивка, в темноте принятая мной за тканый рисунок. Но нет, чьи-то руки трудились над каждым стежком, покрывая шёлковое полотно чудесным узором. Цветы и птицы, звери и люди — один образ плавно перетекал в другой, неуловимо меняя оттенок с алого на золотой, с изумрудного на лазурный…
— Потому и торопился с подарком, — усмешка не сходила с лица, показавшегося мне совершеннее, чем когда либо. И не одному мне! Когда ки-рин встал во весь рост и обернулся к остальным, из толпы раздались восхищённые вздохи и свист. Я скользнул недоумевающим взглядом по волнующемуся озеру голов, всё понял и мысленно застонал.
