Стивен Кинг - Темная Башня
— Не поможет, — ответила она. — А поскольку я вижу тебя в последний раз, мое сердце говорит об этом, то мне не хочется запомнить тебя стоящим на коленях. Ты не из тех, кто встает на колени, Роланд, сын Стивена, никогда таким не был, и я не хочу помнить тебя таким. Я хочу видеть тебя, стоящим на ногах, как ты стоял в Калье Брин Стерджис. Как стоял со своими друзьями на Иерихонском холме.
Он выпрямился и направился к ней. На мгновение Сюзанна подумала, что он хочет удержать ее силой, и испугалась. Но он лишь коснулся ее плеча и убрал руку.
— Позволь еще раз спросить тебя, Сюзанна. Ты уверена? Она заглянула в свое сердце, и увидела, что да. Она осознавала все риски, но да… уверенности у нее не убавилось. А почему? Потому что путь Роланда был путем револьвера. Потому что путь Роланда приводил к смерти всех, кто шел или ехал верхом на лошади рядом с ним. Роланд доказывал это раз за разом, с самых первых дней своего похода… нет, даже раньше, с тех пор, как подслушал повара Хакса, замышляющего предательство, и того вздернули на веревке. Он все делал ради добра (которое называл Белизной), Сюзанна в этом не сомневалась, но Эдди все равно лежал в могиле в одном мире, а Джейк — в другом. Не сомневалась она и в том, какая судьба ожидает Ыша и бедного Патрика. Да и смерти им осталось ждать недолго.
— Я уверена.
— Хорошо. Ты поцелуешь меня?
Она взяла его за руку, нагнула к себе, приложила свои губы к его. Когда целовала, вдохнула тысячу лет и десять тысяч миль. И, да, попробовала вкус смерти.
«Но не твоей, стрелок, — подумала она. — Смерти других, но только не твоей. И пусть я смогу уйти от твоих чар, и пусть мне будет хорошо».
Именно она и разорвала поцелуй.
— Сможешь открыть мне дверь? — спросила Сюзанна. Роланд подошел к двери, взялся за ручку, и она легко повернулась под его пальцами.
Из двери потянуло холодным воздухом, достаточно сильно, чтобы отбросить с лица длинные волосы Патрика. С воздухом прилетело и несколько снежинок. Она увидела траву, которая еще зеленела, лишь прихваченная первым морозцем, тропинку, железную изгородь. Голоса пели: «Что это за дитя?» Совсем, как в ее сне.
Это мог быть Центральный парк, да, мог. Центральный парк в одном из миров, которые вращались вокруг оси, не того мира, из которого она пришла, но, возможно, достаточно близкого, чтобы она в скором времени уже не чувствовала разницы.
Или, как говорил он, все увиденное могло быть колдовством.
И, возможно, на самом-то деле за дверью ее ждала лишь тодэшная тьма.
— Это может быть одна видимость, — он, безусловно, читал ее мысли.
— Жизнь — видимость, любовь — колдовство, — ответила она. — Возможно, мы встретимся вновь, на пустоши в конце тропы.
— Если ты так говоришь, пусть так и будет, — ответил он, выставил вперед одну ногу, твердо уперевшись в землю стоптанным каблуком, и поклонился ей. Ыш начал плакать, но остался сидеть у левой ноги стрелка. — Прощай, моя милая.
— Прощай, Роланд, — Сюзанна повернула голову, теперь смотрела прямо перед собой, глубоко вдохнула и повернула дроссель на руле. Скутер плавно покатился вперед.
— Подожди! — крикнул Роланд, но она не повернулась, не посмотрела на него. Въехала в дверь, которая захлопнулась за ней с глухим, издевательским стуком, который он знал очень хорошо, который снился ему с тех самых пор, когда в полузабытье он брел по берегу Западного моря. Поющие голоса исчезли, остался только заунывный вой ветра прерий.
Роланд из Гилеада сидел перед дверью, которая уже выглядела использованной и никому более не нужной. Открыться второй раз она уже не могла. Он закрыл лицо руками. Подумал о том, что никогда не чувствовал бы себя таким одиноким, если бы не любил их. И однако, не сожалел, что благодаря им его сердце вновь открылось для любви.
19Позже (потому что всегда приходило позже, не так ли) он приготовил завтрак и заставил себя съесть свою долю. Патрик, тот поел с аппетитом, а потом отошел, чтобы справить нужду, пока Роланд паковался.
Третья тарелка осталась нетронутой.
— Ыш? — спросил Роланд и пододвинул тарелку к ушастику-путанику. — Не поешь хоть чуть-чуть?
Ыш посмотрел на тарелку, потом попятился на пару шагов. Роланд кивнул и выбросил еду на траву. Может, Мордред выйдет на их лагерь и найдет что-нибудь себе по вкусу.
Солнце уже поднялось достаточно высоко, когда они тронулись в путь. Роланд тащил за собой Хо-2, Патрик шагал рядом, низко опустив голову. Но скоро биение Башни вновь наполнило разум стрелка. Близкое, очень близкое биение. Эти ритмичные удары изгнали все мысли о Сюзанне, чему он только порадовался. Он полностью отдался этому биению и позволил ему заменить собой все мысли и все печали.
«Каммала-кам-кам, — пела Темная Башня, которой предстояло вот-вот появиться из-за горизонта. — Каммала-кам-ти, стрелок должен прийти».
Каммала-кам-Роланд, твой поход почти завершен».
Глава 2. Мордред
Дан-тете наблюдал, как длинноволосый парень, который теперь шел с ними, схватил Сюзанну за плечо и указал на танцующих вдалеке оранжевых гобов. Мордред наблюдал, как она резко повернулась, выхватив один из больших револьверов Белого Папули. На мгновение дальновящие глаза, которые он нашел в доме на Одд'с-лейн, аж задрожали в руке Мордреда, очень ему хотелось, чтобы Черная Мамуля застрелила Артиста. Чувство вины так бы и вонзилось в нее! Совсем, как топор с тупым лезвием. Сокрушенная ужасом содеянного, она могла бы даже приставить ствол к собственному виску и второй раз нажать на спусковой крючок. И как бы повел себя старый Белый Папуля, проснувшись рядом с двумя трупами?
Ах, дети такие мечтатели.
Этого, разумеется, не произошло, но он все равно увидел много интересного. Смотреть, правда, удавалось с трудом. Потому что бинокль дрожал не только от того, что Мордред волновался. Он тепло оделся, натянул на себя, и не в один слой, человские одежды Дандело, но все равно мерз. За исключением тех моментов, когда его бросало в жар. Но независимо от того, жарко ему было или холодно, он дрожал, как дряхлый, беззубый старик, пристроившийся у печки. И состояние его значительно ухудшилось после того, как он оставил позади дом Джо. Лихорадка ревела в его костях, как ветер в бурю. Мордред более не был голоден (потому что аппетит у Мордреда отшибло напрочь), но Мордред был болен, болен, болен.
По правде говоря, Мордред боялся, что умирает.
Тем не менее, он с большим интересом наблюдал за командой Роланда, благо видимость заметно улучшилась, когда разгорелся костер. Он увидел, как появилась дверь, хотя и не мог разобрать написанные на ней символы. Он понял, что Артист каким-то образом «извлек» ее в реальность этого мира. Видать, обладал божественным талантом создателя. Мордреду захотелось его съесть, в надежде, что талант этот тогда перейдет к нему! Он сознавал, что духовный аспект каннибализма сильно преувеличивался, но не видел ничего плохого в том, чтобы проверить эту гипотезу на практике.
