Энгус Уэллс - Повелители Небес
— О, Господи Боже, почему мне нельзя было отправиться в путешествие верхом?!
Тут я вспомнил свой первый печальный урок верховой езды и поинтересовался, может ли он ездить на лошади. Новичок кивнул и пробормотал что-то такое, после чего у меня не осталось сомнений в том, что для него это такое же обычное дело, как для меня стоять на палубе. Тут парень дернулся и перегнулся через борт. Его тошнило. Мне стало жалко Пирдона, и я принес ему чашку воды.
— Может, у Керима есть какое-нибудь лекарство, — сказал я. Оставив беднягу страдать от качки на полубаке, я направился на корму.
У Керима конечно же ничего такого не оказалось, более того, капитан весьма удивился тяжелому положению Пирдона и попросил меня предупредить пассажира, чтобы тот не вздумал напачкать на палубе. Такое отношение не улучшило моего мнения о Кериме, поэтому я вернулся обратно с выражением недовольства на лице.
— Может, удастся найти травника в Мадбри, — предположил я, на что Пирдон со стоном ответил, что до Мадбри день пути или того больше.
Меня удивило его знание географии, и я принялся расспрашивать своего нового знакомого о его происхождении, стараясь заодно отвлечь его от того, что для меня было не более чем легкой прогулкой.
Рассказ Пирдона сопровождался частыми стонами и паузами, во время которых он перегибался через борт. Но несмотря на это, мне все же удалось выяснить, что паренек этот старше меня на год, был вторым сыном в семье кожевенника в лежавшем в стороне от побережья на расстоянии нескольких лиг маленьком городке, называвшемся Штербек. Он знал лошадей настолько же хорошо, насколько я знал море, и уверил меня, что, знай он, что из себя представляет путешествие на корабле, он в лепешку бы разбился, но уговорил отца подарить ему лошадь, на которой бы сам и доехал до Дюрбрехта. То, что его семья могла сделать такой роскошный подарок своему сыну, означало, что Пирдон привык к богатству, которое было не знакомо ни моим родителям, ни мне. Мне стало неловко говорить о том, где вырос я, да и собеседнику моему было совсем не до того. Я вдруг подумал, что, несмотря на свое нынешнее бедственное положение, этот Пирдон, наверное, совсем неплохой малый, в чьей компании мне не придется скучать, когда охвативший его приступ морской болезни пройдет.
К моему огорчению, он продолжал чувствовать себя плохо. Насколько я помню, на протяжении всего нашего пути к Мадбри он чувствовал себя отвратительно и все время клялся, что, стоит ему добраться до места назначения, больше он ни за что не ступит на борт корабля. Я старался как мог облегчить его страдания, хотя почти без пользы. Поэтому, когда мы оказались в пределах видимости Мадбри, Пирдон был совершенно изнурен голодом и тошнотой.
Мадбри предстал перед нами ранним утром третьего дня нашего пребывания в море. Город этот был приблизительно одних размеров с Инисваром, но располагался на скалистом уступе мыса. На фоне восходящего солнца башня тамошнего наместника торчала точно указующий в небо перст. Ветер дул порывами, волны разбивались о мол, обогнув который, мы оказались в спокойных водах гавани. Мы были уже близко, когда я подошел к Кериму.
— У нас будет время найти травника? — спросил я. — Пирдону очень нужна помощь.
— У меня нет времени, — бросил Керим, не глядя на меня. Глаза капитана, который вел корабль против ветра, сосредоточились на пристани. Хотя я и недолюбливал корабельщика, но не мог не признать, что мореходом он был искусным. — Клетон уже идет.
Я даже и представить не мог, что он заранее знает имя нового пассажира. Посмотрев на город, я увидел, что оттуда в направлении порта двигается целое шествие. Я кое-что начал понимать и спросил:
— Он живет в замке?
— А ты думал, что все Летописцы происходят из рыбаков да ремесленников? — ответил вопросом на мой вопрос капитан и усмехнулся. — Клетон — третий из сыновей наместника Бритона.
Раньше мне и действительно не приходило в голову, что сын наместника может стать Мнемоником, и я попытался представить себе, как окажусь в компании столь высокопоставленного человека. Но сейчас не это было главным. Я сказал:
— И тем не менее, если Пирдон не получит какого-нибудь лекарства, он, может статься, будет блевать всю дорогу до Дюрбрехта.
Керим пожал плечами так, точно ему было совершенно все равно. Я не собирался сдаваться и продолжал настаивать:
— Мы вполне можем подождать, пока не найдут травника.
Керим, разворачивая румпель, выкрикнул приказания гребцам, и матросы стали тормозить с помощью весел. «Морской Конь», скользя по воде, приближался к пристани. Борс и другой такой же престарелый Измененный прыгнули на причал, держа в руках швартовы. Керим удовлетворенно кивнул и ответил мне:
— Я должен быть в Дюрбрехте к дню Эннаса. И к тому у меня есть веские причины. Я заключил пари.
Любые его причины казались мне ерундой в сравнении со страданиями Пирдона. Мне стоило сил удержаться от того, чтобы не сказать капитану всего, что я о нем думаю. Я поборол свой гнев и произнес насколько возможно убедительнее:
— Он не ест ничего с тех пор, как ступил на борт. Скоро, если все будет так продолжаться, он начнет харкать кровью, а потом, возможно, умрет. Как это воспримут в Дюрбрехте? А что скажут в Штербеке, когда узнают?
Лицо Керима потемнело, он вздернул свою короткую бороду, в уставившихся на меня темных глазах горела ярость. Но я продолжал смотреть на него до тех пор, пока он не отвел свой взгляд в сторону и не проворчал:
— Хорошо. Иди и найди ему лекаря. Только чтоб быстро! Потому что, если я проиграю мое пари…
Остального я уже не слышал и бегом помчался к трапу, успев на ходу шепнуть Пирдону, что иду за лекарством для него.
Выскочив на причал, я стал рассматривать близлежащие здания. Я видел только склады и таверны и нигде не мог высмотреть жилища травника. Недолго думая, я помчался в направлении ближайшей пивной, решив, что там смогу уточнить направление. Я остановился на углу улицы, ведущей к замку, и тут процессия, которую я видел еще с корабля, неожиданно вышла из-за домов. В ней был целый отряд всадников, которых возглавлял облаченный в дорогие одежды осанистый мужчина с черной бородой. Я правильно определил его как наместника Бритона. По правую руку от него, с той стороны улицы, где находилась таверна, ехал юноша со светлыми волосами, одетый в рубаху и панталоны из материи превосходного качества. Я двинулся вперед и едва не столкнулся с его лошадью. Юноша выругался, а двое мужчин в плащах и при мечах, что легко позволяло определить их принадлежность к военному братству, повернули своих коней прямо на меня. Испугавшись, что они раздавят или забьют меня плашмя мечами, я хотел броситься бежать, но только приподнял руку, как бы защищаясь от удара.
