Диана Джонс - Дом ста дорог
Питер не сдержался.
— Но это естественный цвет гортензий! — разразился он. — Я же уже объяснял вам! Любой садовник скажет вам то же самое. Если в землю под кустами не добавлять синего красителя, то распустятся розовые цветы. Ролло ведь садовник, он должен знать.
Чармейн окинула взглядом кухню, но так и не нашла Ролло среди синего роя кобольдов.
— Возможно, он пожаловался тебе, потому что любит вырубать растения, — сказала Чармейн. — Уверена, он не один раз просил у волшебника разрешения срубить гортензию, и волшебник отказывал ему. Ролло спросил меня вчера…
Из-за собачьей миски у самых ног девочки вдруг возник сам Ролло. Она узнала его по сипловатому голосу, когда тот закричал:
— Да, я её спросил вчера! А она расселась на дороге после своего полёта по облачкам и преспокойно заявляет мне, что я, мол, для себя одного это всё затеял, ради своего удовольствия и прихоти. Видите, такая же никчёмная, как и волшебник!
Девочка взглянула вниз на Ролло.
— Ты маленькая вредная бестия, — сказала ему Чармейн. — Ты всех на уши готов поднять, лишь бы всё сделали по-твоему!
— Слышали, слышали? — скрюченный палец Ролло обвиняющее тыкнул в девочку. — Ну, кто тут не прав: я или она?
Кухню захлестнула волна воплей и криков. Тимминз гаркнул, и шум потихоньку начал сходить на нет. Затем глава кобольдов обратился к Чармейн:
— Теперь ты дашь нам разрешение срубить эти уродливые кусты?
— Нет, — твёрдо ответила девочка. — Гортензию вырастил двоюродный дедушка Уильям, а я присматриваю за всем, что принадлежит ему. Ролло же пытается раздуть из мухи слона.
— Таково твоё последнее слово? — взгляд Тимминза буравил её.
— Да, таково моё последнее слово, — уверенно кивнула Чармейн.
— Что ж, — проговорил Тимминз, — дело твоё. Но с сегодняшнего дня больше ни один кобольд и пальцем не пошевелит ради вас.
Море синеньких фигурок быстро растворилось, кухня опустела, остались только груды чашек, мисок и прочей грязной посуды. Вслед за кобольдами улетела последняя вереница мыльных пузырей, и пламя в очаге теперь снова плясало ярко и весело.
— Ты сглупила, — вздохнул Питер.
— В чём же? — возмущённо набросилась девочка. — Ты же сам сказал, что розовый — естественный цвет гортензии, и видел, как Ролло нарочно их всех взбаламутил. И каково будет, когда двоюродный дедушка Уильям вернётся домой и обнаружит, что всю его гортензию вырубили?
— Я согласен, но тебе следовало вести себя тактичней, — настаивал юноша. — Я думал, ты успокоишь их и скажешь, что мы зачаруем кусты, чтобы они сделались синими.
— Неплохо, но Ролло бы всё равно настаивал, чтобы мы разрешили их вырубить, — ответила Чармейн. — После моего отказа вчера он заявил, что я порчу ему всё удовольствие.
— Ты могла бы показать им, каков он на самом деле, — не отступал Питер, — а не злить их ещё больше.
— Я хотя бы не смеялась над ними, как двоюродный дедушка Уильям, — резко возразила девочка. — Он разозлил их, а не я!
— А отдуваться-то придётся нам! — заметил парень. — Они стащили краны, а вокруг стоят горы грязной посуды, которую нам предстоит перемыть. Даже из ванной теперь горячей воды не натаскаешь.
Чармейн раздражённо плюхнулась на стул и продолжила распечатывать письмо от короля.
— И как же нам быть? — бросила она. — Я не имею ни малейшего представления, как моют посуду.
— Ни малейшего представления? — чуть не в истерике воскликнул Питер. — Ты вообще ничего не умеешь?
Девочка, наконец, вынула из конверта широкий аккуратно сложенный лист.
— Моя мама растила меня как уважаемую леди, и она никогда бы не позволила мне даже приблизиться к кухне или прачечной.
— Невероятно! — бушевал юноша. — И что же уважаемого в том, чтобы ничего не уметь? Или уважаемым считается разводить огонь с помощью куска мыла?
— Это случайность, — высокомерно бросила Чармейн. — А теперь помолчи и дай мне прочесть письмо.
Девочка нацепила очки и развернула сложенный лист.
«Дорогая госпожа Бейкер,» — начиналось письмо.
— Что ж, попробую разобраться с посудой, — произнёс Питер. — Никакая синяя мелюзга не запугает меня своими угрозами. А у тебя, надеюсь, найдётся хотя бы чуточка гордости, чтобы помочь мне.
— Ох, заткнись, — только и бросила Чармейн и погрузилась в чтение письма.
«Дорогая госпожа Бейкер,
очень мило с вашей стороны предложить Нам свои услуги. Обычно, Мы полагаем помощь Нашей дочери, Принцессы Хильды, достаточной; однако же случилось так, что на данный момент Принцесса занята принятием важных гостей и не может уделять должного внимания библиотечной работе. Поэтому Мы рады сообщить, что принимаем Ваше предложение на временной основе, до окончания вышеописанного визита. Мы надеемся увидеть Вас в королевском дворце утром ближайшей среды и будем счастливы показать Вам место Вашей работы, а также снабдить нужными указаниями.
С Признательностью и Благодарностью,
Адолфус Рекс Верхне Норландский.»
Пока Чармейн читала письмо, сердце её безумно билось, колотилось и рвалось наружу. Ещё не дойдя до конца, она осознала, что случилось нечто невероятное, неповторимое и чудесное: король согласился принять её помощь! Отчего-то вдруг слёзы выступили на глазах девочки, и она сбросила очки. Сердце ликовало и отбивало победный ритм. Но тут проскользнула тревожная нотка: какой сегодня день? Среда? Неужели шанс упущен?
Чармейн услышала на заднем дворике звяканье кастрюлей, затем распахнулась дверь, и послышался стук собачьих мисок на полу. Питер осторожно поставил на шипящий огонь наполненную до краёв кастрюлю с водой.
— Какой сегодня день недели? — беспокойно спросила девочка.
— Я отвечу, если скажешь, где хранится мыло, — спокойно ответил парень.
— Вредина! — проворчала Чармейн. — В кладовке на полке лежит мешок, там ещё написано что-то вроде Канинитис. Так какой сегодня день?
— А тряпки? — продолжал Питер. — Сначала скажи, где тряпки. Кстати, ты в курсе, что в кладовке появились два новых бельевых мешка?
— Я не знаю, где тряпки, — бросила девочка. — Какой сегодня день?
— Сначала разберёмся с тряпками, — настаивал юноша. — Ты же знаешь, волшебник Норланд не отвечает мне.
— Потому что он не ждал тебя, — произнесла Чармейн. — Сегодня среда?
— Не знаю, почему это он меня не ждал, — пожал плечами Питер. — Он получил моё письмо. Давай, спроси про тряпки.
Она вздохнула.
— Двоюродный дедушка Уильям, пожалуйста, скажи этому глупому мальчишке, где здесь тряпки.
— Ох, моя милая, я чуть не забыл про тряпки, — раздался мягкий голос двоюродного дедушки Уильяма. — Они в ящиках стола.
![Диана Уинн Джонс - Дом ста дорог [with w_cat]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
