Антон Грановский - Плащаница колдуна
Одет человек был в ичиги, штаны и охотничью куртку из оленьей шкуры, похожую на ту, которую носил Глеб. Шея его была увешана амулетами.
Глеб соскочил с телеги и, шагнув навстречу темноволосому, громко сказал:
– Приветствую тебя, добрый человек! Мы разыскиваем волхва по имени Гильфан. Знаешь ли такого?
Мужчина прищурился.
– А зачем он вам? – Голос у него был глуховатый, но спокойный и ровный.
– Дело к нему есть, – ответил Глеб.
– Дело? – Мужчина окинул телегу и седоков подозрительным и любопытным взглядом. – Если к Гильфану едут, значит, дело важное. Но с пустыми руками к нему не подходи.
– Про то слыхали, – усмехнулся Первоход. – Нрав у него алчный.
Мужчина опустил глаза и смиренно проговорил:
– Не стремись к тому, что есть у других, но не отказывайся от того, что несут тебе. Слава Создателю, который посылает нам мудрые мысли.
Глеб прищурил карие глаза и слегка склонил голову набок.
– А разве брать с людей большую плату – это не алчность? – поинтересовался он.
Мужчина погладил пальцами заплетенную в косу бородку и изрек:
– Оставь те заботы, что имеешь в голове, и отдай то имущество, что имеешь в руках, ежели хочешь купить то, что стало предметом твоих устремлений.
– Мудрено, – отозвался Глеб. – Скажи-ка, добрый человек, ты всегда говоришь назиданиями?
Мужчина улыбнулся, отчего лицо его прояснилось и стало простым и бесхитростным, будто у ребенка.
– Каждое слово, в котором нет богопоминания, – бессмыслица. И всякий взгляд, в котором нет назидания, – пустая забава.
– Ясно, – совсем развеселился Глеб. – Вижу, мы пришли, куда надо. Ты ведь и есть волхв Гильфан, верно?
– Верно, – ответил мужчина своим смиренным, глуховатым голосом. – Это мое имя.
– Странное имя.
– Арабское. Мой отец пришел на вашу землю из аравийской пустыни.
– И что значит имя сие по-арабски?
– Хранитель, – просто ответил Гильфан. – А проще, то страж.
– И что же ты сторожишь, Гильфан-Хранитель?
Волхв усмехнулся.
– То одному Создателю ведомо.
– А нам, значит, не скажешь?
– Только с Его позволения.
Глеб рассмеялся.
– А ты знаешь, что тебя люди за алчность твою не любят? – весело спросил он.
– Делай доброе дело, ища награды от Создателя, а в людском уважении мало проку, – смиренно ответствовал Гильфан и в подтверждение своих слов тяжело вздохнул.
– Наше счастье, что мы при деньгах. – Глеб повернулся к телеге и весело окликнул: – Эй, на барже! Мы приехали!
Вскоре все они сидели у костра. Восточный волхв со странным именем Гильфан ворошил палкой угли. Время от времени он бросал на Диону любопытные взгляды. На Глеба он смотрел иронически, а на ученого мужа Лагина не смотрел вовсе, будто того не существовало в природе.
У костра Глеб снова стал задавать вопросы:
– Слышал я, Гильфан, что ты помогаешь всем без разбору, – сказал он. – И добрым людям, и злым. Верно ли это?
Гильфан лукаво усмехнулся.
– Познавший Создателя – это тот, кто не смотрит на творения Его взглядом приязни или неприязни. Добрый человек, злой человек – не все ли равно?
– А разве ваш арабский Бог не призывает к добру? Я читал ваше священное учение. Мне кажется, оно кое в чем похоже на христианское.
– Ты получил поверхностное знание, Первоход. А поверхностное знание, как легкий дождик. И земля от него не увлажнится, и жаждущий не напьется. – Гильфан вновь поворошил палкой угли и спокойно поинтересовался: – Зачем ты ко мне пришел, Глеб-Первоход?
Улыбка покинула губы Глеба.
– Ты что-нибудь слышал о нетленных? – сухо спросил он.
Гильфан кивнул:
– Слышал.
– И что ты о них думаешь?
– Думаю, что везти сюда покойника под рогожей – дело глупое, опасное и бессмысленное.
– Откуда ты знаешь, что мы его привезли? – удивленно спросила Диона.
По темным губам Гильфана скользнула усмешка.
– Я много чего знаю, красавица. Знаю, что дом твой в Кишени. И что сама ты – аншор бин ля хамаши. Чужая среди своих и чужая среди чужих.
Губы Дионы дрогнули.
– Как ты догадался, что я не человек? – сдавленно спросила она.
Волхв хмыкнул.
– Отличить огонь от облака много ума не надо, – ответил он. – А у тебя все на лице написано.
– А у меня что написано? – поинтересовался, поблескивая очками, Лагин. – Мое лицо прочесть сможешь?
Волхв на него не взглянул. Лишь задумчиво поворошил угли и пробормотал почти равнодушно:
– Иные лица – что белый снег в пустынном месте. Ни отпечатка, ни следа. А что снег скрывает, то одному только Создателю ведомо. Может, цветок. А может, острый сук.
Лагин снял очки и, протирая их краем рубахи, проговорил:
– Что мне нравится в шаманах, так это их любовь к иносказаниям. Прямого ответа от них никогда не услышишь.
Глеб посмотрел на Лагина насмешливо. Тот явно был уязвлен невниманием волхва к своей персоне.
Водрузив очки на нос, Лагин посмотрел на небо и вздохнул.
– Вот уже и сумерки.
Гильфан поднялся с бревна, взглянул на заходящее солнце и сказал:
– Пора волховать, ходок. Деньги я беру вперед.
Глеб достал из кармана несколько монет и положил их в протянутую ладонь восточного волхва.
– В бубен свой стучать будешь? – осведомился Лагин.
– Нет у меня бубна, – сухо ответил Гильфан. – И не шаман я. Я с духами лесными разговоров не веду, мои беседы – только с Создателем.
– Нешто он с тобой говорит? – подал голос Хомыч, который до сих пор сидел тише воды ниже травы и лишь пугливо поглядывал на волхва.
Гильфан посмотрел на старика пристальным взглядом, от которого тот поежился, и ответил:
– Создатель говорит с людьми громко и четко, но не всякий Его слышит.
– А как же его услышать? – поинтересовался Хомыч.
Гильфан улыбнулся:
– Нужно очень сильно захотеть.
3– Что это он пьет? – спросил Лагин, с любопытством глядя на волхва, поднесшего к губам глиняную чашу с каким-то напитком.
– Паргу-сому, – ответил Глеб. – Настой из гриба мухомора.
– Вот оно что. – Лагин кивнул. – Это я знаю. Шаманское питье. Зелье для видений.
Напившись зелья, Гильфан закрыл глаза и долго стоял так, освещаемый лишь закатным солнцем и отблесками огня от охваченных пламенем головней.
Вдруг он забормотал что-то и медленно завертелся на месте. Глеб прислушался, но сумел разобрать лишь отдельные фразы, некоторые из них были непонятны:
Аерат, вахадат, черный мир в бездне алой…
Ваерат, айхадат, алый мир в бездне черной…
С малой травинки по пылинке…
С муравья по капле яда…
Соткись, ковер, каких не было…
Заверни мысли мои в туман-поземку…
Обрати взор мой к Создателю всего сущего…
А ты, Создатель, всемогущий и единый,
Вырежи рот свой на лице моем…
И заговори ртом тем…
Все, что раздельно, то едино…
Все, что едино, то раздельно…
И господство твое безраздельно над миром этим…
Аерат, вахадат, черный мир в бездне алой…
Волхв вертелся все быстрее и быстрее. Речитатив его тоже убыстрялся, делался все более нервным, судорожным, а затем слился в один монотонный, беспрерывный звук.