Кофе и полынь (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна
Мне тут же вспомнился дворецкий.
– Вы подозреваете мистера Гибсона? – спросила я, понизив голос, хотя подслушивать нас тут было совершенно некому.
– В первую очередь его, но у него, похоже, алиби – прислуга наперебой твердит, что он весь вечер был в подвале, руководил уборкой… С другой стороны, на первом допросе никто точно не мог сообщить, когда лопнула бочка, – Эллис задумчиво побарабанил пальцами по столу. – А вот на втором все стали с удивительной согласованностью утверждать, что это случилось около четырёх часов, то есть раньше, чем мисс Белл приняла роковой звонок.
– Их подговорили, – ответила я, почти не сомневаясь. – Или, возможно, кто-то запустил слух, а остальные бездумно повторили. Прислуга обожает сплетничать.
– Что за снобизм, Виржиния? Все любят, – фыркнул Эллис. И добавил: – Но тут, полагаю, вы правы. После первого допроса прислуга, разумеется, обсудила между собой мой незабываемый визит. И достаточно было бы лишь одному человеку сказать, что убираться в подвале начали в четыре, чтобы остальные подхватили… Вопрос лишь в том, умышленно ли тот человек исказил ход событий или нет. Ну, в том случае, если я не заблуждаюсь. Вдруг эта дурацкая бочка действительно лопнула в четыре, а дворецкий ни в чём не виновен, и алиби у него самое что ни есть честное?
Я честно поразмыслила над его словами, но не смогла придумать ничего дельного и сдалась:
– Бочку могли испортить, чтоб отвлечь прислугу или чтоб создать алиби – или же вообще это всё большая случайность. Как запутанно!
– И становится запутанней с каждым новым фактом, – признал Эллис. – Вот вам ещё в коллекцию подозрительных наблюдений: одна служанка донесла на другую, сказала, что застала её за тем, как она застирывала свои юбки. От крови, представьте себе.
Невольно я покраснела; признаюсь, первая мысль у меня была отнюдь не о том, что бедняжка скрывала следы соучастия в убийстве.
– О…
– Эта особа с грязным подолом, к слову, ещё и очень высокая, немногим ниже Джула, – добавил Эллис. – А стрелял в графа долговязый человек… И нижние юбки, представьте, стащили именно у неё, верней, в том числе у неё. Бедняжка, однако, утверждает, что одежду испачкала по естественным причинам, понятным каждой женщине.
– Она ведь не алманка? – в шутку спросила я, вспомнив, что сказал призрак.
– Её зовут Фрида, – не без удовольствия ответил Эллис. – Хорошее алманское имя, красивое. Фамилия, правда, скучная, аксонская – Смит. Занятное совпадение, и я держу его в уме, конечно… Знать бы, куда подевался труп графа. Сам покойный ничего не говорил?
Увы, я могла только пожать плечами – граф Ллойд, к сожалению, оказался весьма ненадёжным свидетелем собственного убийства.
В доме семейства Маноле, бедном и не особенно чистом, царил удивительный уют и то особенное, душевное тепло; уходить не хотелось, однако надолго задерживаться мы не могли. Всё-таки Паола и Джул ждали нас в автомобиле, и, пусть им вряд ли грозила опасность, слишком затягивать визит было бы дурно. А Эллис и вовсе торопился на службу… Потому вскоре мы вынужденно попрощались.
– Заглядывайте иногда в кофейню, – попросила я Зельду напоследок. – Для вас всегда найдётся столик – и кофе. Или чай, если кофе вам не по вкусу.
Она растерялась.
– Да как же я там, среди лордов-то и ледей…
– Я тоже, смею заметить, не лорд, однако в «Старом гнезде» бываю едва ли не чаще любого другого гостя, – тут же откликнулся Эллис. Польстил себе, разумеется – были ведь посетители, которые приходили почти каждый день, как миссис Скаровски… Которая, впрочем, тоже леди не была. – Отбрось стыд и совесть – мы и так знаем, что их у тебя нет – и приходи, – повернулся он к Зельде. – И захвати свои карты – там, в кофейне, в последнее время частенько собирается клуб любительниц мистики и суеверий.
– Прискорбная правда, – нарочито печальным голосом признала я. И добавила в шутку: – Разговоры о парапсихическом и сверхъестественном, народные поверья – боюсь, ещё немного, и дойдёт до колдовства. А там и до вещих снов недалеко. Ужасно!
Эллис рассмеялся.
Чернильницу, кстати, Зельда так и не нашла, поэтому вручила собственноручно сработанный талисман – затейливый узел, навязанный внутри медного кольца. Клэр принял его с благодарностью, но немного опасливо.
…Наверное, талисман всё же принёс удачу, и не только дяде: следующие несколько дней прошли безмятежно.
Не только особняк на Спэрроу-плейс – весь город, кажется, погрузился в сонное забытьё. Погода установилась тёплая и тихая, ни ветерка; рыхлые серые тучи нависали очень низко, смешиваясь с туманом на улице, и иногда чудилось, что небо упало на землю. Звуки доносились точно сквозь ватное одеяло. Вещи отсыревали быстрей обычного. Голова по утрам подолгу оставалась тяжёлой, мутной, словно вездесущий туман пробрался и туда… Но лично я готова была мириться с лёгким недомоганием ради атмосферы спокойствия и благодушия вокруг.
– Когда из детской подолгу не доносится ни звука, это не к добру, – заметила как-то за завтраком Паола. – Поневоле начинаешь ждать подвоха.
Дети, до сих пор занятые десертом, романским шоколадным печеньем в лёгком креме, несколько оживились; Лиам, судя по его задумчивому взгляду, мысленно выбирал из нескольких способов разнообразить наши мирные будни.
– Побольше уроков – и времени на «подвох» не останется, – елейным голосом откликнулся Клэр. – А если вам не хватает воображения, позвольте мне помочь с воспитанием.
Мальчики тут же сделались тише воды, ниже травы. Похоже, с дядиными «уроками» они уже познакомились достаточно близко, чтоб не желать новых встреч.
– Ах, оставьте, я не имела в виду детей на самом деле, это метафора, – вздохнула Паола. Она на мгновение прикрыла глаза и нахмурилась, точно попыталась ухватить мысль, ускользающую от неё: – Но затишье парадоксальным образом вызывает тревогу. На днях мне приснилось, будто все мы – наш дом – находимся под огромным стеклянным колпаком, словно в музее. И там, снаружи, нечто страшное…
– Погода, – чуть резче, чем собиралась, сказала я, ощутив вдруг суеверный, необъяснимый ужас. – Просто погода, – добавила уже мягче. – И кофе в такую погоду просто незаменим! Придаёт бодрости, освежает мысли.
– И убивает сердце, дорогая племянница, – ворчливо добавил Клэр. – С другой стороны, сердце у меня, пожалуй, даже слишком большое, не помешало бы сделать его поменьше. Так что я не против ещё одной чашки.
В «Старом гнезде» также было тихо. Даже постоянные посетители заглядывали нынче редко. Луи ла Рон, насколько я знала, работал над циклом статей о сложных исторических связях между Аксонией и Алманией; миссис Скаровски, измучившись с составлением сборника стихотворений гадалки Флори, решила бросить все силы на борьбу за образование и открыть «маленькую частную школу для женщин, которые в детстве не имели возможности учиться»; полковник Арч хворал. «Клуб особенных леди» по-прежнему собирался по крайней мере раз в неделю, а то и чаще, но вот уже три дня они не появлялись…
Я не сетовала, однако, а наслаждалась штилем.
В восемь вечера туман сгустился настолько, что если встать на нижнюю ступеньку крыльца, то дверей уже не увидишь – белое молоко, иначе и не назовёшь. Гостей в кофейне не осталось; Мэдди, пользуясь случаем, поднялась к себе наверх, а Георг с Миреем негромко обсуждали что-то на кухне – в последнее время они, на удивление, изрядно сблизились. Я собралась уже закрыть кофейню, когда дверь вдруг отворилась, и на пороге появился неожиданный посетитель.
Необычайно высокий; в длинном, немного старомодном сером плаще и в цилиндре; в круглых очках с синими стёклышками, пропахший бхаратскими благовониями…
– Дядя Рэйвен! – воскликнула я, удивлённая и обрадованная. – Не думала увидеть вас так скоро.
– Не поверите, просто проезжал мимо, – улыбнулся он и сделал кому-то знак оставаться снаружи. Вероятно, водителю или сопровождающему офицеру; своего помощника – и в будущем заместителя – Мэтью Рэндалла, полагаю, он бы пригласил внутрь. – И решил заглянуть, чтобы рассказать о последних новостях… Дурные привычки заразительны, Виржиния; боюсь, я слишком часто разговаривал в последнее время с детективом Эллисом, чтобы не нахвататься от него манер. Не найдётся ли у вас чашка кофе – и что-нибудь посущественнее к ней? Увы, с самого утра – со вчерашнего – у меня не было ни крошки во рту.
