Марина Дяченко - Скрут
– Тебе нравится?
Девочка смотрела, не в силах оторвать глаз. Наверное, следовало поблагодарить – но она была слишком поражена. Ей сроду не доводилось видеть таких игрушек; тем тяжелее было поверить, что это ее игрушка, ее собственная мельница!..
– Я хотел тебя порадовать, малыш, – сказал он тихо. Мне удалось?
Не зная, как высказать свои чувства, она поймала его руку. Крепко стиснула; потом прижалась лицом, губами, ловя запах его кожи и вечно сопутствующий ему запах железа.
Потом она оказалась у него на коленях. Отец никогда не брал ее на руки – во всяком случае, она не помнила; мать сажала ее на колени только тогда, когда надо было ехать в повозке, а там ведь трясет и дует ветер. Прислушиваясь к незнакомому ощущению, она сначала замерла – но сидеть было спокойно и уютно, и мельница вертелась, позванивая колокольчиками, и фигурки, сгибаясь под грузом крохотных мешков, деловито шествовали из одной дверцы в другую…
Она расслабилась. Откинулась назад, положив голову ему на плечо:
– А ты… Ты снова был на войне?
Он обнял ее чуть сильнее:
– Да…
Девочка вздохнула. «Война» – это то поле, где они искали Анису. Кажется, что это было давным-давно… А поле мертвецов до сих пор является ей в плохих снах. А Аальмар уезжает и уезжает – на войну…
– Тебя ведь не могут убить? – спросила она с внезапным страхом.
Он засмеялся:
– Конечно же, нет…
Девочка успокоилась. Обернулась; встретилась взглядом с его спокойными глазами:
– Аальмар… А кто главнее, Большая Фа или ты?
Она и так знала, кто главнее. Ей просто доставляло удовольствие услышать его ответ.
– Я.
– А почему? – она не выдержала и улыбнулась, потому что и это тоже давно было ей известно.
– Потому что я главный наследник дома, это называется «стержень рода»… А потом таким стержнем станет наш старший сын.
Девочка задумалась. Мельница то замедляла обороты, то снова принималась вертеться, как праздничная карусель. Фигурки, кажется, танцевали.
У нее будут дети. Скоро; старший сын будет таким же главным, как Аальмар. Странно, интересно, не верится…
– А у нас будет много детей?
– Конечно. Не меньше пяти.
– Ой…
– Не волнуйся. Большая Фа поможет их вынянчить.
– А если ты стержень, то Большая Фа – кто?
– Она просто следит за домом, пока меня нет.
– А… Аальмар! А я кто же? Я кто такая?..
– Ты…
Она вдруг ощутила лицом его жесткую, немного шершавую щеку:
– Ты… Ты мой свет в окошке. Будущая опора рода… Рыжая белочка на ветвях генеалогического древа. Ты знаешь, что когда тебе солнце в спину, ты будто бы рыжая? А?..
Она засмеялась. Так, оказывается, щекотно, когда целуют под мышкой.
* * *Покупатели торговались, зазывалы били в бубен, нищие канючили весь базар рвался из шкуры вон, чтобы отгрести, заработать, выплясать грош; тем временем сто полновесных монет неприкаянно бродили между рядами, и всякий грамотный и мало-мальски наблюдательный обыватель славного города Турь мог заработать их играючи, стоит лишь пальцем ткнуть…
Не вздрагивать и не оборачиваться, когда так хочется скорее бежать со всех ног, когда всюду мерещатся взгляды, когда все разрастается толпа зевак перед столбом с грозными грамотами: «разыскивается для предания справедливому наказанию…»
Даже за Снура-Кнутобоя, беглого каторжника, столько не заплатят. Правда, Снура и разглядеть проще – клеймен беглец. А послушник Игар, прозвища не имеющий, был бы похож на сотню других парнишек, если б не бегали глаза да не потели ладони. Всякому, кто опытен, одного взгляда достаточно, чтобы с уверенностью сказать: дело нечисто. И кто знает, не следит ли уже за Игаром пара заинтересованных глаз…
Он даже голода не чувствовал, и во рту его было сухо, хоть кругом и роились сытые запахи. Он присматривался к купцам, к богатым покупателям; несколько раз замечал, как воришка стягивает с прилавка рыбину или из корзинки узелок. Доходный промысел для ловких и бесстыжих; Игар прекрасно знал, что его рука не поднимется. А поднимется – так тут же и схватят ее, эту руку… Эти, удачливые, таскают совершенно безнаказанно, а Игар смотрит. И нет бы тревогу поднять, заметив столь наглое воровство, одернуть бы зазевавшуюся жертву… Правда, вмешиваться в скандал сейчас – все равно что стать под столбом с грозными грамотами и во все горло вопить: а вот он я! это за меня сто золотых дают, налетай!..
Мне нужны деньги. Много денег – и быстро. Сегодня. Я должен сделать это, чтобы спасти Илазу… Я должен…
Привычная молитва – «я должен» – придала ему духу. Он увязался было за толстым, шумливым купцом, чью шею отягощала гирлянда из женских украшений – однако купец ни на секунду не покидал базара, вертелся в толчее, торговался и нахваливал, ни разу не собрался даже справить нужду…
Игар отчаялся. Скоро базар начнет расползаться, редеть, купцы соберутся компаниями, деньги перекочуют в тайники, товары – под замок… А он так и не решил, что он будет делать. А вон идет патруль – спокойный скучающий патруль, но нет ли среди них того, любителя вязания…
Молодой щекастый парень, увешанный цветными платками, весело торговался сразу с двумя; сухонькая чернявка хотела сбить цену, но рыжая, юная и легкомысленная, сразу купилась на обаяние продавца и заплатила. Ее платок был цветаст и, по мнению Игара, слегка безвкусен, но она повязала его на шею с такой грациозной небрежностью, что парень восторженно защелкал языком, а чернявка крякнула и заплатила тоже – за ярко-желтый с зеленым узором шарф.
Парень прошел мимо Игара, по-прежнему улыбаясь и напевая; его вьющиеся от природы волосы были тщательно уложены под тонкую веревочную повязку. Сам не зная зачем, Игар повернулся и отправился следом.
Парню везло – за каких-нибудь полчаса он распродал почти весь товар. Дамочки и девицы так и липли к нему, привлеченные ослепительной улыбкой и меткими шуточками; Игар чувствовал себя угрюмой молью, увязавшейся вслед за нарядной весенней бабочкой. Наконец продавец платков огляделся – и неспешно направился в сторону одного из узких переулков, окружавших базарную площадь, как кривые лучи.
У Игара снова взмокли ладони. Глухо колотилось сердце – через это тоже нужно пройти…
Парень исчез в переулке – тенистой щели между глухими деревянными заборами. Грызя губы, Игар шагнул следом.
Парень насвистывал. Из всего товара у него осталось два шелковых платка – густо-синий и черный; забросив их на плечо, он углубился в переулок как раз настолько, чтобы соблюсти приличия и в то же время не забираться слишком глубоко. Игар ждал, прислонившись спиной к забору.
Насвистывание продавца платков сделалось громче и жизнерадостнее. Только теперь он обернулся, чтобы встретится глазами с угрюмым Игаровым взглядом.
Парень замер. Беспечная мечтательная улыбочка сменилась вдруг мертвенной бледностью – тонкая кожа блондина в точности передавала его душевное состояние.
Если бы продавец платков дружески кивнул, или, не обратив внимания, проследовал мимо, или хотя бы нахмурился недовольно – Игар, скорее всего, так бы и остался стоять у забора, ничего не говоря и ничего не предпринимая; побледнев от страха, парень облегчил ему задачу. Кухонный нож, украденный накануне в какой-то лавке и спрятанный за голенищем, наконец-то вылез на свет.
– Выручку, – хрипло сказал Игар, делая шаг вперед. – Живо.
Глаза парня округлились. Он отступил, будто собираясь бежать; одним прыжком Игар настиг его, сгреб и прижал лопатками к забору:
– Зарежу!..
Кухонный нож оказался прямо против крепкой и бледной шеи. Игар видел капельки пота под носом и трясущиеся белые губы:
– С-сейчас…
Бледная шея конвульсивно дернулась – Игар не успел отвести нож. На коже, покрытой мурашками, выступили капли крови; парень затрясся сильнее:
– С-сейчас… Д-да…
Игару сделалось муторно. Пухлая рука продавца платков беспомощно шарила за пазухой, отыскивая кошелек; Игар сжал зубы, изо всех сил вызывая в себе ненависть к этому богатому, холеному, нахальному и удачливому. Ненависть и отвращение к эти кудряшкам, к этому страху, к этому резкому запаху пота – так, чтобы захотелось полоснуть сейчас по горлу. Одно движение – и нету ни мороки, ни заботы, никто не позовет на помощь…
Парень напрягся, глядя куда-то Игару за плечо; тот инстинктивно обернулся, желая видеть надвигающуюся опасность. В ту же секунду рука, сжимающая нож, была сильно отброшена в сторону, и сразу за этим парень ударил Игара головой в лицо, выскользнул из его рук и кинулся бежать вдоль забора. Он даже на помощь успел позвать – к сожалению, вопль из пересохшего горла получился хриплый и сдавленный. Парень набрал воздуха для следующего крика – в этот момент Игар, которому уже не надо было специально себя воодушевлять, нагнал его и вспрыгнул на плечи.
Отец-Разбиватель был жестоким человеком. Вцепившись в кудрявые волосы, с который слетела в пыль щегольская веревочка, Игар дважды ударил парня головой о землю – так, что пыль под ним сделалась мокрой и темной. Нож плясал в руке, подсказывая единственно правильное и безопасное решение. Еще минута – и кто-нибудь другой, случайный свидетель, одержимый нуждой, заглянет в пропахший мочой переулок…
