. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
Ты наивен. Кого в целом свете можно считать другом? Дружба -- это всего лишь обман. Я считала этих людей друзьями, а они предали и убили меня.
Что-то было не так. Но ощущение тепла чужого тела убаюкивало его, успокаивало, и Ханса лишь оглянулся на спящих разбойников; они лежали тут и там, укрытые бурнусами.
-- Острон не такой. Он никогда не предаст меня.
А если темный бог одолеет его?
-- Скорее он одолеет меня, чем его! Он очень сильный.
Ты в этом уверен?
-- Да!
...Хорошо, а остальные? Этот джейфар, который с каждым днем становится все мрачнее и подозрительнее? Быть может, в один прекрасный день он решит, что всех остальных необходимо убить, чтоб они не поддались влиянию врага.
-- Сунгай слишком умный, чтоб поддаться темному богу, -- возразил Ханса с горячностью. -- И он принципиальный. Он предпочтет покончить с собой, но не сдастся, я знаю это.
А маарри? Тот уже почти поддался, ты своими глазами видел, как он набросился на человека.
-- Но он устоял, и я думаю, это значит, Искандер еще долго продержится! До самого конца.
Даже если темный бог будет каждый день разговаривать с ним в облике его дорогой погибшей дочери?
-- Искандер все равно знает, что ее уже не вернуть.
Это просто ты не знаешь, дорогой, что такое -- родительская любовь... Она заставляет людей жертвовать собой.
Ханса поднял голову. Афанди по-прежнему смотрела в костер, и на ее лице было какое-то странное выражение, какое-то...
-- Ты не Афанди, -- прошептал он. -- Ты...
Да, ты догадливее маарри, согласился бесплотный голос; губы Афанди не шевелились, и она замерла, будто нарисованная картинка. Тепло развеялось без следа. И ты хитер. Но мне нет нужды обманывать тебя, марбуд. Обманывает слабый. Я силен, и я одержу победу над вами всеми.
-- Посмотрим, -- Ханса подобрался, будто готовясь к бою, хотя понимал, что это сон, и с чем тут бороться?..
Да, посмотрим и увидим. Скоро моя сила возрастет настолько, что вы не сможете более избавиться от моего голоса, проснувшись. Я буду говорить с вами дни напролет. Рассказывать вам правду, которой вы не хотите видеть. Посмотрим, долго ли вы устоите, глупцы.
Он резко открыл глаза и дернулся, вцепился обеими руками в волосы, взъерошил их. В легкие врывался холодный воздух. Земля по-прежнему еле заметно содрогалась. На востоке загорался рассвет.
У костра по-прежнему сидел Острон, хотя уже и Искандер, чей черед был караулить, поднялся; Ханса торопливо встал и подошел, почти подбежал к ним, плюхнулся на холодный камень рядом с нари.
-- Скажи мне, он разговаривает с тобой? -- хриплым шепотом спросил он. Острон поднял брови, обернулся к нему. -- Темный бог! Он разговаривает?.. Каждую ночь?
Выражение лица Острона стало немного обеспокоенным.
-- Ты тоже?..
-- Силы небесные, -- пробормотал с другой стороны Искандер. Ханса кивнул, сжав губы.
-- Разговаривает, -- тогда сказал Острон, и его глаза вернулись к пламени. -- Я почти не могу спать из-за этого. Он говорит ужасные вещи, в которые не хочется верить... но столь похожие на правду.
-- Нужно помнить, что все это прекратится, -- сказал Искандер. -- Как только мы найдем способ одолеть его. Все прекратится, и мы больше не будем видеть этих снов.
-- И больше не будет одержимых, -- кивнул Острон. -- Саид станет безопасным. Как я мечтаю об этих днях, Ханса! Пожалуй, временами только эти мечты и помогают мне устоять и не поддаться ему... Представьте себе, когда-нибудь больше не будет даже потребности в стене Эль Хайрана, и в горах Талла тоже будут жить племена, быть может, китабы построят там новый город, огромный и красивый, и, конечно, там будет роскошная библиотека, ничуть не хуже, чем была в Тейшарке, и даже больше того. А все люди, которые до того были безумцами, вновь обретут разум и станут такими же, как мы, и не надо будет бояться, и можно будет никого не подозревать.
-- А мы станем прославленными героями, -- по-доброму усмехнулся Искандер, глянув на то, как Ханса по-детски раскрыл рот. -- Вернемся из Хафиры домой. Я, пожалуй, буду странствовать по пустыне и спасать заблудившихся путников, умирающих от жажды. Сунгай наверняка встанет во главе огромного племени своих сородичей, и они будут охотиться в пустыне, как дикие львы.
-- Готов поспорить, Леарза вернется в Халла и станет знатным пиротехником, -- подхватил Острон. -- И по праздникам обязательно будет запускать красивые огни в небе. Мы с Сафир, наверное, поселимся в Ангуре, этот город больше других нравится мне... хотя, возможно, и будем странствовать по Саиду, как в былые времена. А ты?
-- А я... -- Ханса поднял глаза к небу. -- Еще не знаю. Я как-то не думал, чем займусь, только мечтал, что меня всюду, куда б я ни пришел, будут кормить от пуза.
Они рассмеялись, и юный марбуд почувствовал, как тьма, обволокшая его душу, понемногу развеивается.
На востоке окончательно разлилась кровавая лента.
***
Добрую половину дня они ехали безо всяких приключений, и по левую сторону был овраг Вади-Амин, а по правую -- пустыня, местами испещренная зарослями саксаула. Острон с тоской узнавал эти места, в которых пару раз охотился вместе с дядей, еще когда они все жили в Тейшарке. Когда еще восточная твердыня не пала...
Ничего, одергивал он себя. Наступит время, и Тейшарк будет восстановлен, только уж это больше не будет твердыня, а величественный и красивый город, память о минувших днях. Быть может, мастера-китабы отстроят заново и цитадель, но лишь как напоминание потомкам, и люди со всего Саида будут приезжать в Тейшарк, чтобы посмотреть на эту крепость, которая некогда пала под натиском зла, но была возвращена.
Почти весь день было холодно, и солнце пряталось в серой мгле, окутавшей небо. Путники остановились лишь после обеда, но ненадолго, только дали передохнуть лошадям и перекусили сами. Сидели тихо; еле слышно переговаривались о чем-то Сунгай и Искандер, да некоторые из стражей, а Алия, их командир, сидела в молчании и мрачно смотрела перед собой. Абу Кабил косился на нее и ухмылялся себе под нос, но не подошел к ней и ничего не сказал.
Сафир во время этого короткого отдыха устроилась было рядом с Остроном, как и всегда, но потом поднялась и отошла в сторону; Острон не без удивления заметил, что она опустилась возле Лейлы и Элизбара, с некоторых пор сидевших всегда вместе. О чем они говорили, он не мог слышать, но заметил, что лицо Лейлы посерьезнело.
-- Все в порядке? -- спросил он у жены, когда та вернулась к нему. Сафир кивнула. -- ...Точно?
