Джастин Аллен - Черные псы пустыни
Гадалка улыбалась.
— Что тебе еще сказать?
Не она, обе ее руки перед его глазами. И не дровяная побирушка. Эта все еще шуршала своими щепками, отвлекая внимание пса и его хозяина. Значит, кто-то третий подобрался сзади. Урук бросил взгляд через плечо, но никого подозрительного не заметил.
— Кто у воров главный?
— Им не нужен главный.
Нищенка тем временем закончила возню с тачкой и поволокла ее к харчевне. Она обругала на ходу двух девчонок лет двенадцати, замахнулась на них, и Урук заметил, что повыше локтя под рукавом платья у нее обозначилась какая-то выпуклость, «Конечно же, медный браслет», — решил Урук.
— Спасибо, хватит, — оборвал Урук гадалку на полуслове.
— Неужели? — удивилась та.
Улыбаясь, она направилась в харчевню. Игроки смеялись, поглядывая в сторону Урука. Очевидно, все внимательно наблюдали, как обокрали большого чернокожего болвана.
Урук отвернулся от веселящихся зрителей, вынул из сумки кусочек кожи и сунул под нос псу.
— Запомнил? — спросил он шепотом. Кожу он пропитал смесью мелиока и козьей мочи. Той же смесью, которой он пометил и кошелек. Козьей мочи вокруг предостаточно, но мелиок… ни с чем не спутаешь.
Пес пустился по следу, Урук нырнул за ним в проулок, перепрыгнув через кучу испражнений. «Охота — та же молитва, — вспомнил он слова Нумы. — Каждый шаг погони — слово молитвы».
Проулок узкий, едва двоим разойтись, и вьется между облупленными и полуразвалившимися стенами. Жители этих домов выбрасывали отходы прямо из окон, как бы приглашая крыс и болезни приблизить их смерть.
Впереди послышался женский голос, и Урук сдержал пса. Пес лизнул руку хозяина и потянул его за собой.
— Стой, Пес! — прошептал Урук, почесывая четвероногого спутника за ухом. — На месте! Я здесь.
Пес беспокойно топтался на месте. Ему не хотелось отпускать хозяина одного. Урук между тем подкрался к повороту и осторожно заглянул за угол.
В дюжине шагов стояла беременная женщина в грязной грубошерстной рубахе и штанах. Обычная трущобная оборванка. Она стояла, привалившись спиной к стене, и мурлыкала какую-то развеселую песенку. Руки скрещены на обширном животе, в одной зажат кошелек Урука. К ней приближалась еще одна женщина, нищенка с тачкой. Чуть подальше с достоинством выступала гадалка.
— Сколько? — жадно сверкнув глазами, спросила побирушка.
Беременная небрежно швырнула кошелек на тачку.
— Ерунда.
— Ты ничего себе не взяла? — спросила нищенка. Беременная лишь презрительно усмехнулась в ответ. Кошелек оказался в руках гадалки.
— Что ж, бывает и хуже, — вздохнула та, заглянув внутрь.
Известно, что воры народ весьма щепетильный, их обычно возмущает, если какой-то наглец пытается обокрасть их самих. Урук же относился к этому философски. Он украл это серебро, кто-то другой украл украденное — такова жизнь. Сегодня ешь ты, завтра едят тебя. Можно чуть отодвинуть конец, но он неизбежен. Вопрос лишь в том, кто и как тебя съест.
— Хорошенькое дело! Стоило ради этого так стараться… — Женщина с тачкой повернулась к гадалке. — Я понимаю, почему ты его выбрала, но… Ужасно, ужасно…
Она принялась с ожесточением скрести затылок.
— Можно сделать еще пару попыток, — вступила беременная. — Потом обратно в «Рог улитки».
— Только давай поменяемся, — предложила нищенка. — Отстегивай пузо.
Все трое стянули с себя одежду.
— Легко сказать, «отстегивай», — жаловалась «беременная». Под одеждой у нее оказалась какая-то подушка, привязанная к животу ремнями. Руку ее украшал такой же браслет, как и у двух ее подруг.
— Ладно, оставь, — бросила напарница. — Пока его приладишь…
Они поменялись одеждой. «Беременная», по-прежнему вооруженная обширным брюхом, перешла к тачке, побирушка стала гадалкой, а гадалка превратилась в обычную горожанку.
Новая гадалка оглядела подруг, недовольно поморщилась: слишком чистые. Она зачерпнула в ладонь уличной грязи и вымазала их щеки и руки.
— Так-то лучше.
Урук подождал, пока они двинутся дальше, и подозвал пса.
Воры привели преследователей к центру города.
Уже после заката они избавились от древесного мусора, от «беременности» и вуали. Вымылись, потратили медяшку на кусок мяса на вертеле — и с аппетитом его сжевали, вызвав у Урука и пса интенсивное урчанье в пустых желудках.
После ужина женщины пересекли канал и, покинув старый город, направились к северу. Канал этот, вырытый как заградительный ров сотни лет назад, утратил свое оборонительное значение, город перешагнул старые границы и неудержимо разрастался во всех направлениях.
Подруги торопились. Очевидно, им не терпелось попасть в свое логово. По пути умудрились стащить несколько медяшек у торговцев и выудить кошелек у бедной старухи, только что продавшей поросенка за медь и дюжину утиных яиц. Что ж, бабка не помрет с голоду, но очень расстроится, подумал Урук.
Вот воровки свернули за угол, звонко смеясь чему-то. Распахнулась дверь, и до Урука донесся гомон множества голосов. Он рванулся вперед — но женщины уже исчезли.
Однако их запах остался. Пес протрусил прямиком к тяжелой деревянной двери и обнюхал ее. Дверь как дверь, ничем особенным не отличается от соседних. Но вряд ли воры Кан-Пурама придерживаются того же мнения. Над дверью скромно примостилась маленькая деревянная улитка, чуть больше, чем похищенная Уруком «Девственность Каллы». Улитка выкрашена в красный цвет, как и стена. Обычный прохожий ее бы и не заметил.
Урук еще рассматривал улитку, когда в окне над дверью появился человек. В прекрасной рубахе тонкой шерсти, с шелковым воротником и манжетами. Однако серебряный обруч-ошейник говорил о том, что это раб. Не обращая внимания на Урука, мужчина зажег факел, накапал мелиокового сока в медную плошку возле окна. Дым горящего мелиока отгоняет комаров. Все состоятельные жители Кан-Пурама жгут возле окон и дверей факелы со смолой мелиока. Раб окончил работу, взглянул на Урука, ухмыльнулся и исчез.
Урук открыл дверь.
Он оказался в обширном помещении. Вдоль одной стены вытянулся длинный прилавок, другая темнеет чередой ниш-альковов. Зал погружен в полумрак, окутан дымом факелов, горящих над стойкой. Наверху в стене есть специальные отверстия, но они не в состоянии втянуть весь чад без остатка.
Урук прошел между столами, подошел к противоположной стене, уселся. Пес улегся на пол возле ног хозяина. Воровок не видно. Невдалеке группа людей занята какой-то игрой, похожей на ту, которую Урук наблюдал утром в харчевне. Игроки передают друг другу плоские глиняные плитки. Раздающий — пожилой мужчина с бородою, подернутой сединой, — бросил беглый взгляд на нового гостя.
