Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
— Про что? — испуганно пробормотал Прутик.
Бор медленно прошёлся по его лицу, и задал несколько неожиданный вопрос:
— Играл когда-нибудь в девью-бата? Это эльфийская выдумка…
— Я знаком с этой игрой, — сообщил начинающий пьянеть Семён. Но тут же спохватился, ощущая на подсознательном уровне какой-то подвох.
Опять, наверное, сейчас Бора «понесёт», — мелькнула мысль в голове парнишки. — Точно, точно. Странный он вообще… очень странный…
И от понимания этого Семёну стало вновь страшно.
— Хорошо, хорошо, — вкрадчиво прошептал северянин. — А вот я не знаком со всеми правилами сей игры, но суть… суть уловил, — Бор сейчас походил на готовящегося к прыжку хищника. Глаза горят, сосредоточен, собран. Секунда, вот-вот должен быть бросок. — У каждой фигуры есть цель, — чуть откашлявшись продолжил северянин, глядя немигающим взглядом прямо перед собой куда-то вдаль, сквозь Семёна, сквозь Первосвета. — Обычно, она, фигура, полагает, что эта цель — её же желания. И куда бы ни заносила, куда бы ни бросала нас жизнь…
— Нас? — не расслышал Прутик.
— Да, нас… фигуры… Вся наша жизнь подчинена лишь некой цели, заданной тем, кто передвигает фигуры по доске… Вот мы: приехали в сие место, а значит именно тут должна быть водворена воля игрока, на стороне которого мы и выступаем.
— То есть мы здесь, потому что так кому-то надо? Кому? Сыскному приказу? — Семён перестал понимать суть разговора.
Бор не ответил. Казалось, что вообще не услышал реплик Прутика.
— Стоящие по праву, — северянин вновь повторил эту странную фразу, очевидно, так сильно запавшую ему в душу. — Н-да! А ведь, друзья мои, может статься так, что мы и не заметим, как наш очередной «ход» окажется тем самым моментом, после которого приходиться уходить… в небытие… Уходить навсегда…
— Или до следующей партии? — чуток улыбнулся Прутик, пытаясь смягчить, «умилостивить» северянина.
Тот замер и перевёл свой взгляд на паренька.
— Все мы разные. Хотя… хотя одни в чём-то схожи меж собой, а в основном — мы разные. Порой играем на противоположных сторонах… Но меж тем — все стоим на игровой доске по праву. Все мы стоим по праву! Нет таких, которые пришли в сей мир просто так…
— Что? — Прутик принаклонился вперёд, вдруг явно ощущая, что вот-вот схватит какую-то важную мысль, мелькнувшую в разговоре.
— Когда фигура перестаёт приносить пользу своему хозяину, то вывод один: она дошла до своей цели и больше не нужна.
— Почему? Неужто мы не свободны в своих действиях? — возмутился Прутик. — А если… а если мы понимаем, что «не дошли»? Что если стоим у порога, или того хуже — далеко от неё, от этой вашей «хозяйской» цели? А нас берут и убирают. Как быть тогда?
Семён повысил голос. Он не заметил, как перестал себя контролировать. Откуда-то изнутри полезло такое… что и в словах не описать.
— Нельзя прыгнуть выше головы, — не понятно про что сказал Бор.
— То есть… то есть вы хотите сказать… хотите сказать…
— Я хотел сказать только одно, — выпрямился Бор: — что в таком случае наступает конец.
— Конец? А как же те фигуры… Тьфу ты!.. Люди, да-да — люди! Как же быть с теми, кто толком и не пожил? Какую такую «пользу» они принесли своему «хозяину»?
— Все мы находимся тут по праву! — резко отчеканил Бор. — В Сарнауте нет никого… повторяю — никого, кто очутился здесь просто так! Нет и таких, кто «ушёл», не закончив своей маленькой… или большой задачи.
Первосвет, молча попивающий вино и просто от скуки наблюдавший за непонятной (да что там греха таить — неинтересной) тематикой беседы, тут же напрягся, заметив, как сверкнули глаза его старшего товарища. Гигант осторожно пнул Прутика.
— Ты, говорят, учился в университете? — спросил он, пытаясь увести разговор в иное русло.
Первосвет осушил очередную кружку и стал наливать себе по новой.
— Ну, да… учился…
— Я так понял, ты не закончил? Чего?
— Так вышло…
Прутик яростно закусил губу. Разговаривать про это ему не захотелось. Тем более понимая на что пошла семья, чтобы «запихнуть» Семёна в столичный университет.
В поветской школе Прутика считали способным и прилежным учеником, заметно выделяя среди иных. Очевидно, это и повлияло на решение отца. Да и в конце концов, Семён ведь был единственным его сыном…
«Остался единственным», — поправил сам себя Прутик. И эта «поправка» больно резанула по душе.
Отец желал Семёну совершенно иной судьбы, отличной от своей, отличной от судьбы его родственников, проживающих не только в Заячьем, но и в близлежащих деревнях. Ему хотелось видеть сына не просто образованным (для того достаточно было и обычного посещения поветской школы). Замечая у того завидное старание да сильную тягу к знаниям, он и решился на этот шаг, и, весьма удачно продав урожай да часть своего земельного надела, отвёз Прутика в Новоград…
— Поздно уже! — разорвал ткань воспоминаний голос Бора.
Он громко хлопнул своей кружкой и резко поднялся.
— Я спать! — бросил северянин своим товарищам и тут же пошёл прочь.
— Чего-то он сегодня опять не в духе, — пробормотал полупьяный Первосвет.
— А вы с ним давно знакомы?
— Да так… пару лет… А ты чего с ним так сцепился? Он болтает, а ты знай себе, молчи да слушай! Доиграешься, что получишь…
— Разве я не имею права на свои мысли? Всего лишь высказал собственное виденье…
— Вот именно! Наверное, тебя за подобные выходки из университета и турнули!
Семён молча проглотил «укол» гиганта и, после того, как допил свою порцию вина, тоже решил идти отдыхать. Первосвет проводил его взглядом, а потом подал знак хозяину трактира принести ещё выпивки…
Поутру опустился густой туман. Он медленно двигался с гор, поглощая городок.
Семён проснулся первым. Он глянул в слюдяное окошечко и потянулся. Потом осмотрелся и вышел наружу.
Прутик настороженно прислушался к царившему безмолвию. Казалось, что всё вокруг вымерло… Паренёк неуверенно ущипнул себя за кисть, вдруг решив, что всё ещё спит.
И тут вдруг: «Бом-м-м! Бом-м-м!»
Это колокол… Да, колокол… В таком немаленьком городе ведь должна быть церковь, и, значит, этот густой медный «голосок» идёт с её башни.
В тумане тут же образовались прорехи. Он словно испугался громкого звука и стал трусливо рассеиваться.
Прутик тряхнул головой, сбрасывая сонную муть вчерашнего хмеля, и пошёл по тихим уютным улочкам. Во дворах ожила скотина, закудахтали куры, проснулись собаки. Полчаса, и вот Семён увидел высокий шпиль местной церкви.
Колокол тут же замолчал. Но в ушах до сих пор стоял его густой бас.
