Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
Во дворе толпилось с десяток ратников. Они с каким-то напряжением уставились на гостей.
— Полковник здесь? — проговорил северянин, сходя с огневолка.
— Здесь, — ответил кто-то из воинов. — А кто его спрашивает?
Бор вновь продемонстрировал свой нагрудный жетон:
— Сыскной приказ.
— Ясно… сейчас кликнем, — недовольно сказал всё тот же воин и направился в дом.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут вышел и сам хозяин дома.
Несмотря на то, что Дормидонт внешне был весьма хорош собой, было в нём что-то отталкивающее. Семён по привычке избегал глядеть собеседнику в глаза, но тайком уже «облапал» Дюжева.
Высокий, крепко сбитый, глаза с ясным пронзительным взглядом… Казалось бы вот истинный портрет мужественного воина. Но… но вот нервозность его губ, которые порой складывались в язвительную ухмылку, да дёргающееся веко, резкая походка и движения — всё это перечеркивало «благость» внешнего вида. А ещё та фраза, сказанная в контексте: «Мы — стоящие тут по праву»… Кажется, именно из-за неё Бор на Дормидонта и взъелся.
«Что тот имел в виду? — напрягся Прутик. — Стоящие по праву… На что намекает?»
Лицо северянина вмиг напряглось, едва Дюжев сказал ту фразу. Но то было чуть позднее, а сейчас Бор протянул ему какие-то бумаги. Дормидонт бегло пробежался по строчкам и самодовольно оскалился. А потом вдруг сообщил, что он занят, что у него вечерний обход постов.
— Так что, если есть о чём поговорить, то прошу следовать за мной. Я человек занятой…
И вот тут он сказал что-то про тех, кто «стоит тут по праву». А потом двинулся вон за ворота, сопровождаемый кучей солдат.
«Н-да… скользкий тип, не смотря на всю «праведную» показушность», — напрягся Семён.
Бор же нахмурился и отдал поводья огневолка Первосвету. Несколько секунд северянин о чём-то раздумывал, а потом весьма вежливо попросил товарища обождать тут. Прутик испугано посмотрел на Бора: подобная вежливость пугала куда больше, чем крик.
— Валяй! — бросил Первосвет. — Присмотрю за твоим барахлом.
Бор кинул косой взгляд на Семёна и молча двинулся вслед за Дюжевым и его ратниками. Прутик заискивающе заулыбался и засеменил за северянином.
Он невольно стал сравнивать обоих: и Бора, и Дормидонта. Если первый был воплощением эдакой первобытной силы, присущей древним воинам, о которых так любят рассказывать детям, то Дюжев являлся его цивилизованной противоположностью. Он явно выделялся и статью, и стилем разговора, и своим поведением, одеждой, доспехами… Всем!
Кстати, на амуниции Семён задержался отдельно. Его очень впечатлила ладность доспехов.
Кольчуга — колечко к колечку, блестящая сталь, ни ржавчины, ни черноты. Нагрудник в виде золотого солнца. Всё, как литое, как по Дормидонту делано. Хотя… хотя, почему «как»? Наверное, Дюжев немало деньжат выложил за амуницию.
На голове красовался весьма интересный шлем, доходящий сзади аж до плеч. Сверху торчал конский хвост. Всё это визуально увеличивало и не без того рослого Дормидонта. Бор рядом с ним выглядел гораздо ниже и мельче.
Но самым интересным был двуручный меч. Удивительно, как Дюжев умудрялся его таскать на поясе. Да эта вещица уже по внешнему виду весила пуд-полтора.
На Бора, казалось, вид главы Защитников не произвёл никакого впечатления. Его даже не впечатлили доспехи. Северянин мельком прошёлся по ним и уставился своим гнетущим «драконьим взглядом» в фигуру Дюжева. Не прошло и минуты, как тот заметно напрягся, явно не выдерживая подобного наскока.
Семён вдруг поймал себя на том, что доволен произведённым эффектом. Пусть этот красавчик покрутится-повертится, аки угорь на сковороде. А то, ишь как, нос задрал.
— Здесь у нас верст на десять — тишь да благодать, — поведал Дюжев Бору. — А что там дальше, в Клыкастом лесу — мне посрать. Не наша земля, не наша задача.
— На десять вёрст? Не густо! — буркнул северянин. — Вы, гляжу, отсюда и носа боитесь показать…
— Да ты… да…
Глава Защитников Лиги запетушился, надулся, затопал на месте. Бор цыкнул сквозь зубы.
Дорога привела в северо-восточную часть городка, к длинной, явно рукотворной, возвышенности, у подножия которой вздымалась крепкая стена. Тут и остановились. Дюжев показал знаком ратникам, сопровождающих его, отойти в сторону. Он явно намеревался что-то сказать, но присутствие Семёна его немного смущало.
Бор сделал вид, что не заметил его потуг. Он пристально стал глядеть за ограду, где раскинулся болотистый лужок. С одной стороны тот ограничивали отвесные скалы, с другой — тёмный старый лес.
Семён смутился и сам принял решение отойти. Он тоже стал глядеть вдаль, делая вид, будто ему интересен пейзаж за стеной.
Висел весьма тяжёлый тусклый густой воздух… Наверху растянулось малиновое небо… плыли хмурые лиловые облака… Впереди, на болотистом лужке, торчали обрубки старых кривых древесных стволов… Справа выглядывал лес, полный мрачных елей, с их мохнатыми «когтистыми» лапами…
Нет, природа Темноводья Семёну не понравилась. Уж слишком там, за оградой, мрачно и гнетуще. Недобрый край этот удел Валиров… весьма недобрый… То ли дело в Светолесье: весёлые берёзки, а не этот гнилой сосняк; цветущие полянки, а не болотца с корягами; и ещё солнце… птички порхают, щебечут. Летом полно бабочек, разных жучков…
Прутик прикрыл глаза. И вновь понеслись, и вновь проявились мутнеющие со временем воспоминания детства: и летний жар, и духота… и аромат луговых трав, вперемешку с запахом пекущегося хлеба… жаворонки в небе… лопухи вдоль канав… бархатные шмели, густым басом жужжащие над полной, тяжёлой шапкой клевера… далёкие поросшие орешником буераки… а за околицей колосится рожь… и вон — сердитый жучок, пробирающийся сквозь заросли жёсткой травы… а где-то там слышатся веселые песенки овсянки… вспомнился и старый покосившийся амбар с потемневшей соломенной крышей… сизые брёвна избы… и тихий голос бабушки, прядущей у окна: «За тридевять земель…»
«Н-да! Вот я и за «тридевять земель». И что?» — Семён вздохнул.
Не было уже того детского восторженного желания отправится в далёкие края… Хотелось вернуться назад, в Заячье…
— Валирский тракт? — послышался голос Бора. Он кивал головой на извилистую грязную ленту дороги, выходящую из грузных ворот.
— Битый тракт, — поправил Дормидонт, всё ещё недовольно хрустя зубами. — Вон то (он указал на густой ельник) — уже Клыкастый лес. Он по всему западному берегу Малиновки тянется… аж до Поморья.
— И это всё не ваша земля?
— Мы храним склоны этих гор и путь через тоннель. Лихих людей не пускаем в Светолесье.
