Дэвид Геммел - Друсс-Легенда. Легенда. Легенда о Побратиме Смерти
— А мы ему об этом не скажем. Пусть угощает своими коровьими лепешками тех, кто верит, что это мясо. Я пить хочу, поэт. Знаешь ты тут какую-нибудь приличную таверну?
— Смотря что считать приличной. Портовые кабаки кишат ворами и шлюхами. Если мы пройдем еще с полмили, то окажемся в более пристойном квартале и сможем спокойно выпить.
— А там что? — спросил Друсс, указывая на ряд домов ближе к гавани.
— До чего ж у тебя меткий глаз! Это Восточная верфь, более известная как Воровской ряд. Каждую ночь здесь случаются драки — и убийства. Чистой публики здесь почти не бывает — стало быть, тебе это подойдет. Ступай туда, а я навещу старых друзей, которые могут знать о недавних поступлениях невольниц.
— Я пойду с тобой.
— Нет уж. Ты там будешь не ко двору — мои друзья все как на подбор болтуны. Встретимся в «Костяном дереве» ближе к полуночи.
Друсс ухмыльнулся, и поэт с возросшим раздражением повернулся и пошел через парк.
Большая кровать была застелена атласными простынями. Рядом стояли два кресла, набитые конским волосом и крытые бархатом, и стол с кувшином вина и двумя серебряными кубками. Пол устилали искусно вытканные ковры, мягкие под босыми ногами. Ровена сидела на краю кровати, сжимая в правой руке брошь, подаренную ей Друссом. При виде Друсса, шагающего рядом с Зибеном, ее одолела печаль, и рука упала на колени. Хариб Ка погиб, как она и предсказывала, и Друсс все ближе к своей страшной судьбе.
В доме Коллана она чувствовала себя беспомощной и одинокой. На двери не было замка, но в коридоре стояла стража. Отсюда не убежишь.
В ту первую ночь, когда Коллан увез ее из лагеря, он насиловал ее дважды. На второй раз она попыталась уйти в воспоминания и тем открыла двери своего Дара. Ее дух вышел из поруганного тела и полетел сквозь ночь и время. Мимо мелькали большие города, несметные армии, горы вышиной до небес. Ровена искала Друсса и не могла найти.
Чей-то голос, теплый и вселяющий уверенность, сказал ей:
— Успокойся, сестра. Я помогу тебе.
Она остановила полет, повиснув над темным океаном. Рядом с ней возник стройный юноша лет двадцати, темноглазый, с приветливой улыбкой.
— Кто ты? — спросила она.
— Я Винтар, один из Тридцати.
— Я заблудилась.
— Дай мне руку.
Коснувшись его бестелесной руки, она прочла его мысли, увидела серый каменный храм, где обитали монахи в белых одеждах. Он тоже проник в ее мысли — и тут же отдалился.
— Твои мучения окончены, — сказал он. — Этот человек оставил тебя и уснул. Я верну тебя обратно.
— Я этого не вынесу. Он дурной человек.
— Ты вынесешь все, Ровена.
— Но зачем? Мой муж день ото дня становится все более похож на этого человека. Зачем мне такая жизнь?
— На это я тебе не отвечу, хотя и мог бы. Ты еще очень молода, но на твою долю выпало много страданий. Однако ты будешь жить и немало доброго сделаешь в жизни. Благодаря своему Дару ты способна не только летать в поднебесье, но и ведать грядущее и врачевать. Не беспокойся о Коллане: он взял тебя только потому, что Хариб Ка велел ему не делать этого, и больше тебя не тронет.
— Он осквернил меня.
— Нет, — сурово ответил Винтар, — он осквернил только себя. Очень важно, чтобы ты это понимала.
— Друсс стыдился бы меня — ведь я не сопротивлялась.
— Ты сопротивлялась, но на свой лад. Ты не доставила ему удовольствия. Твоя борьба разожгла бы его похоть, и он остался бы доволен. А так он, ты сама это знаешь, не испытал ничего, кроме тоски. Притом тебе известна его судьба.
— Я не хочу больше ничьей смерти!
— Все мы умрем — и ты, и я, и Друсс. И судить о нас будут по нашей жизни.
Он вернул Ровену в ее тело, дав ей наставления относительно будущих духовных путешествий и возврата назад.
— Увижу ли я тебя снова? — спросила она.
— Возможно.
Теперь, сидя на атласной постели, она жалела, что не может поговорить с ним опять.
Дверь открылась, и вошел громадный воин, лысый и мускулистый. Нос у него был сплющен, вокруг глаз виднелись шрамы. Он шел прямо к Ровене, но она не боялась его. Он молча положил на кровать белое шелковое платье.
— Коллан просит тебя надеть его к приходу Кабучека.
— Кто это — Кабучек?
— Вентрийский купец. Если ты ему понравишься, он тебя купит. Для тебя это было бы неплохо — у него много дворцов, и он хорошо обращается с рабами.
— Почему ты служишь Коллану? — спросила она.
— Я никому не служу. Коллан мой друг, и я иногда помогаю ему.
— Ты лучше его.
— Может, и так. Но несколько лет назад, когда я занял первое место, на меня в переулке напали сторонники побитого мною бойца с мечами и ножами. Коллан пришел мне на помощь, и мы остались живы. Я всегда плачу свои долги. Надевай платье и приготовься блеснуть перед вентрийцем своим искусством.
— А если я откажусь?
— Коллану это не понравится, и тебе придется несладко. Ты уж мне поверь. Лучше тебе поскорее убраться из этого дома.
— Скоро сюда придет мой муж. Он убьет всякого, кто причинил мне зло.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Постарайся, чтобы тебя не оказалось здесь в это время, Борча.
— Это уж как судьба распорядится, — пожал он плечами.
Друсс шел к старой верфи. Таверны, переделанные из бывших складов, окружала целая сеть закоулков. Пестро одетые женщины подпирали стены, а оборванные мужчины играли в кости или вели разговоры. Одна из женщин подошла к Друссу.
— Все мыслимые удовольствия за одну серебряную монетку, — устало предложила она.
— Спасибо, не надо.
— Могу добыть тебе дурман, если хочешь.
— Нет, — отрезал он и прошел мимо.
Трое бородачей загородили ему дорогу.
— Подайте на бедность, добрый господин.
Друсс заметил, что левый держит руку за пазухой грязной рубахи, и заявил:
— Если ты вытащишь нож, я заставлю тебя съесть его.
Нищий замер.
— Не следует разбрасываться угрозами, коли при вас нет оружия, — сказал другой. — Неразумно это, господин. — И он вынул из-за спины кинжал.
Друсс вделал шаг вперед и заехал грабителю в зубы. Тот отлетел влево, раскидав женщин, ударился о кирпичную стену, коротко застонал и затих. Друсс, не глядя на двух других, вошел в ближайшую таверну.
Окон здесь не было, и помещение освещали фонари, свисающие с высоких стропил. Пахло горелым маслом и застарелым потом. Народу было полно. Друсс проложил себе дорогу к длинному столу на козлах, где стояло несколько бочонков с пивом.