Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов
– Как пожелаете.
Мы вышли на каменную дорожку между изгородями кустов. Не то чтобы я хотел оставить наш разговор в тайне от чужих ушей, но мне почему-то показалось: наедине парень будет более откровенен в ответах, чем при той же Соечке. Потому что вопросы у меня накопились не особенно приятные.
– Где ты жил на юге?
– В Лаваросе.
– Это далеко от Катралы?
Услышав интересующее меня название, Сегор скривился и едва удержался от презрительного плевка:
– Катрала…
– С ней что-то не так?
– Скажу одно: там, где я жил, было несладко, но в Катрале мне бы не хотелось даже родиться.
Любопытно. Судя по тому, как повел себя южанин, рассказ Натти был сильно приукрашен. Если такое вообще возможно.
– Почему?
Он промолчал, считая неторопливые шаги.
– Оттуда люди тоже бегут?
– Нет, – коротко ответил Сегор.
– Но если там так плохо, как ты говоришь…
– Там не плохо, эрте. Там… – Он куснул губу, подбирая слова. – Это земля строгих правил, эрте. Правил, за нарушение хоть одного из которых берется только одна плата. Жизнь. Но конечно, если их соблюдать, можно жить и в Катрале.
Заканчивая фразу, парень усмехнулся так зловеще, что я поневоле задумался, не смогу ли все-таки протянуть два месяца здесь, пусть и не отнимая от лица вонючей тряпки. Кстати о ней: пора сделать три вдоха, как советовала лекарица.
– Расскажи мне о тех краях. Все, что знаешь. И людях, которые там живут.
– Люди везде одинаковые. Хорошие, плохие, добрые, злые. Только в Катрале они еще и пугливые.
– Это как?
– А так. Прислушиваются к каждому твоему слову, как будто ты вдруг можешь сказать… что-то страшное, что ли. Ходят вечно в черном, закутанные с головы до ног. А по самой жаре сидят дома, потому что иначе можно свариться заживо, в их-то одежде! И все время молятся.
– Прямо на улице?
– Везде. Стиснут в пальцах ладанку и только губами шевелят.
– А о чем молятся?
– Я не слушал, – брезгливо ответил Сегор.
Закрытое общество, отделенное от прочих людей не как Блаженный Дол расстоянием и горами, а прежде всего внутренними обычаями и правилами. Это плохо. В такую крысиную нору может проникнуть только тот, кто сам хвостат и волосат. Правда, хвост ведь растет не только у грызунов…
– Говоришь, оттуда не убегают?
– Может, кто и пробовал, только не добрался в другие края живым. Одному и не выбраться из Катралы. Через степь не пройти без снаряжения, а вдоль предгорий посты стражи вперемежку с…
– С кем?
– Со всякими лихими людьми. Я сам не видел, но рассказывали, что лучше попасться в руки законников: от них хоть можно откупиться. А горцам вместе с откупом и жизнь подавай.
– Убивают?
– Могут с собой забрать. Или жить у них как бессловесная скотина, или грабить путешественников, а все одно, что так, что эдак – неволя.
– Хуже катральской?
– А неволя бывает хорошей?
Вопрос, явно обращенный ко мне, прозвучал с горькой издевкой. И намеком на происходящее.
Эх, знал бы ты, парень, кто из нас двоих сейчас свободнее! Удивился бы сильно. Сильнее некуда. А вот в неведении есть своя прелесть. Например, можно считать себя невинной жертвой и копить праведный гнев, авось пригодится когда-нибудь.
– Спасибо за рассказ.
Он удивленно моргнул:
– Больше спрашивать не будете?
А стоит ли? Боюсь, больше мне узнавать заранее нельзя. В конце концов, я же не собираюсь притворяться кем-то из местных жителей?
– Не буду. Иди домой. Соечка, наверное, уже беспокоится.
Сегор кивнул, словно соглашаясь с моим предположением, и уже повернулся, чтобы отправиться обратно, но все же спросил:
– А к чему вам все это… про Катралу?
Можно было солгать и отговориться простым любопытством, но я не стал лукавить:
– Надо туда наведаться.
Парень посмотрел на меня, как на самоубийцу:
– Они не любят чужих. Боятся. Но пока боятся – не трогают.
С этим странным напутствием он оставил меня на дорожке одного, быстро скрывшись из виду за поворотом изгороди. Впрочем, времени поразмышлять над словами южанина у меня не нашлось: рядом со смотрительским домом уже стояла коляска, запряженная свежей лошадью, а на козлах нетерпеливо ерзал Натти.
– Ну где ты бродишь?
– А что, нужно торопиться? Разве не ты говорил, что теперь уже лишний час значения не имеет?
– Для преследования беглянки – да. А вот портальная команда ждать не любит.
– Ничего, подождет, – заявил я, вальяжно разваливаясь на сиденье.
Натти взглянул на меня полуподозрительно-полуоценивающе, но промолчал, хотя вроде должен был выругаться, и легонько хлестнул вожжами по лошадиному крупу. Коляска выехала со двора на твердую как камень земляную дорогу и неспешно покатилась к граничной заставе Блаженного Дола.
– Чего молчишь? – спросил я примерно после мили пути, когда лошадка припустила рысцой, повинуясь приказу возницы.
– А ты готов поболтать?
Не особенно. Только от разговора все равно никуда не деться.
– Зачем все это?
– Пешком идти гораздо дольше.
– Я не о коляске. О другом.
– А! – понимающе откликнулся рыжий, но и только.
– Почему я должен туда ехать?
– Надо объяснять? Все ведь уже было не раз говорено.
Угу. Неуязвимость перед демонами. Правда, весьма сомнительная, потому что если демонов вдруг окажется много…
– Мой щит не так уж хорош.
– Это ты так думаешь.
– Будешь возражать?
Натти кивнул и, закрепив вожжи на краю козел, повернулся ко мне лицом, перекидывая одну ногу через сиденье, чтобы ненароком не вывалиться из коляски на какой-нибудь некстати подвернувшейся кочке.
– Возражу.
– Начинай!
– У того демона ничего бы не получилось.
– Неужели? В его распоряжении было много синих огоньков.
– Но меньше, чем твоих желаний.
Я попробовал вспомнить, сколько звездочек зажглось в тот день передо мной.
– Я что, желаю слишком многого?
Рыжий мотнул головой:
– Дело не в количестве. Твои желания, как бы это сказать, все время… Они очень текучие.
– То есть?
– То есть все время меняются. Почти неуловимо, но становятся отличными от того, что ты хотел, скажем, минуту назад.
– А демонам не все ли равно? Им же нужно желание само по себе?
– Не все так просто. Да, желание должно быть. Но оно должно оставаться неизменным. На то время, в течение которого демон может надежно закрепиться в человеческой плоти. Обычно требуется не менее четверти часа. Либо…
– Либо?
– Либо желание должно быть сильным. До сумасшествия. У тебя такое имеется?
Я задумался. Крепко-крепко, но безрезультатно.
– Не знаю.
– Зато я знаю. – Карие глаза засмеялись. – Нет у тебя такого желания. И в этом можешь мне верить.
