Алексей Александров - Знамя химеры
— Назовите себя! — потребовала фигура, завёрнутая в плащ.
Голос! Какой знакомый голос! Прежде, чем память подсказала ответ, Эйвилин в третий раз представила меня:
— Герцог Уриэль, глава дома Восходящего солнца, верховный судья Императорского трибунала.
— Жаль, — усмехнулась тьма под капюшоном. Запоздалая догадка была словно вспышка молнии. Ласкающие «яблоко» меча пальцы, железной хваткой впились в рукоять.
— Зачем нам два герцога? — проговорила фигура и скинула с головы капюшон.
— Герцог Уриэль… — тихо ахнула за моей спиной эльфийка.
Ненависть, всеобъемлющая ненависть затмила мой разум. Об эльфийке и Ветре я забыл. С ухмылкой, больше похожей на волчий оскал, сбрасываю с себя надоевший плащ. Убить! Умереть, но убить! Вцепится руками в горло! Стереть с его лица эту гнусную улыбку! Вырвать из груди сердце и растоптать ногами!
— Убить его. — скучающе произнёс герцог и скрылся за рядами стражников.
Прикрывшись щитами, эльфы двинулись на меня. Клинок сам оказался в руке. Ты допустил ошибку, герцог, не позвав на помощь лучников. Перед смертью я вырежу твоё сердце.
Тяжелый удар по затылку стал для меня полной неожиданностью. Пошатнувшись, я упал на правое колено. Тело устремилось к земле. Чтобы сохранить равновесие, пришлось опереться рукой с зажатым клинком о холодные камни мостовой. Пытаюсь подняться — на голову обрушивается второй удар. Повернув голову, замечаю, как побледневшая Эйвилин роняет на землю небольшой круглый камень. Мостовая стремительно приближается. Милосердная тьма забытья принимает в объятия измученное сознание. Сквозь тьму чей-то знакомый голос произносит:
— Рад, что с вами всё в порядке, Пресветлая Леди. Я уже готовился возглавить поисковую партию. Император не простил бы мне смерть своей племянницы.
Глава 8
Особенности эльфийской охоты в осенний период
С огромным трудом удалось раскрыть глаза. Сколько прошло времени? Как же болит голова! Во рту солёный металлический привкус крови. Идиот! Глупый доверчивый щенок! У горного тролля мозгов больше чем у тебя — так глупо попасться… Стоило какой-то смазливой девчонке пустить пару слезинок, и ты тут же раскис! За последние три месяца ты должен был понять: благородство, честь — это просто пустые слова. Те, кто пытаются следовать этим мёртвым понятиям, быстро становятся мертвецами. Героизм… ХА! Герои долго не живут!
Вспоминаю бледное лицо Эйвилин и падающий на мостовую камень.
Проклятье Падшего, почему же не получается её ненавидеть? В душе лишь пустота и тупая боль.
Оцениваю обстановку. Нахожусь в большой камере, через узкое зарешеченное окошко пробивается лучик солнца, значит, уже день. Я по пояс раздет и растянут на громадном столе. Руки и ноги привязаны кожаными ремнями к его углам. В двух жаровнях у стены полыхают раскалённые угли. Рядом со мной на небольшом столике разложены различные угрожающего вида предметы. Пытаюсь вывернуться из пут — тело скручивает острая боль: пара ребер, похоже, сломано. Видимо, добряки эльфы не смогли отказать себе в удовольствии попинать бессознательное тело.
Внезапно распахивается дверь, в светлом пятне проёма показывается чья-то незнакомая фигура. Полумрак камеры мешает разглядеть её лицо. Фигура приближается и останавливается около стола с пыточным инвентарём.
Увидев лицо подошедшего, не могу сдержать нервную дрожь. Среди эльфов сложно найти уродов, но этот был исключением. Нос свёрнут в сторону, левая скула сплюснута внутрь черепа. Из глазного провала смотрит бледный глаз, лишённый зрачка. Вся левая половина лица покрыта сетью свежих багровых шрамов. На этом ужасном фоне резко выделяется прекрасная правая половина лица и длинные белоснежные волосы. Увидев, что я очнулся, эльф оскаливает рот в беззубой ухмылке:
— Что, красавчик, любуешься? — обезображенное лицо дышит ненавистью. — Не так давно я тоже был красавчиком. Пока один из грязных полукровок ударом щита не раскроил мне половину черепа. Маги с трудом поставили меня на ноги, но вернуть нормальный облик уже не смогли. Теперь даже продажные девки отказываются иметь со мной дело.
Эльф начинает перебирать пыточный арсенал, руки в чёрных перчатках нервно дрожат.
— Жаль, что тот полукровка умер, но теперь у меня есть ты, принц, — истерично хихикает палач. — Прежде, чем герцог тебя убьёт, тобой займусь я. Ты проклянёшь тот день, когда появился на свет. Ты будешь валяться в моих ногах и молить о смерти.
Скрип двери прерывает монолог сумасшедшего палача. В узкий проём протискиваются три фигуры. Герцог Уриэль собственной персоной, да ещё и с двумя охранниками. Герцог, бросая в мою сторону ненавидящие взгляды, становится недалеко от стола. Охранники молчаливыми истуканами застывают за его спиной.
Смотрю герцогу в глаза. Он не выдерживает моего взгляда и нервно дёргает плечами. Мои губы сами складываются в презрительную усмешку.
— А вы храбрец, герцог, — стараюсь вложить в голос, как можно больше презрения. — Взяли на встречу со связанным пленником всего двух охранников. Вы, наверное, и спите с ними?
— Смейтесь, принц, пока ещё можете. Приступай, — кивает он палачу.
На углях жаровни палач начинает раскалять стальной прут.
— Да, Герцог, вы — храбрец, — стараясь сдержать дрожь, продолжаю я. — Наверное, Леди Эйвилин оценила, как храбро вы оставили её умирать в долине.
— Я не бросал её! — неожиданно взрывается герцог, голос его срывается на визг. — Меня завалило лавиной, я с трудом выбрался и вернулся в крепость. Я хотел отправить поисковую пар…
Поняв, насколько глупо он выглядит, оправдываясь перед пленником, герцог замолкает на полуслове. Его лицо идёт красными пятнами. Если бы взглядом можно было убивать, я был бы уже мертвецом.
— Надеюсь, перед ней вы будете более красноречивы, — нагло улыбаюсь я.
— Эта гордячка ещё приползёт ко мне на коленях! — мстительно сверкает глазами Уриэль. — Скоро всё изменится. Смейся, принц. Через час ты будешь целовать носки моих сапог и молить о смерти. Потом придёт черёд и других.
Палач, одетый в кожаный передник и толстые рукавицы, подходит к жаровне и снимает с огня раскалившийся прут. Алеющая головка медленно приближается к моей груди. На секунду палач останавливает раскалённый кончик в каких-то дюймах от меня, потом резким тычком вгоняет прут в мой правый сосок.
Только в глупых сказках попавшие в плен герои под пытками сохраняют презрительное молчание. Благородство, достоинство — всё это теряет смысл, когда в тебя входит раскалённое железо.
