Марина Дяченко - Привратник
Покинув замок, Руал сначала метался, чтобы запутать погоню в ночном лесу, а дальше скакал, не разбирая дороги, всю ночь и половину следующего дня, задерживаясь только для того, чтобы напиться из придорожного колодца и напоить коня. Потом пришлось ненадолго остановиться – оба выбились из сил.
Руал торопился поскорее оказаться в безопасном отдалении от бешеного кабана, с которым был схож опозоренный герцог. Переночевав кое-как в мокром стогу и дав передышку лошади, он продолжил свой путь, который вернее было бы назвать бегством.
Дождь пошел на рассвете и до вечера лил, не переставая. Жеребец оступился на скользкой выбоине и охромел.
До сих пор Руал старался избегать людских поселений, опасаясь, что их жители могут передать его в руки герцога. Теперь, по-видимому, деваться было некуда – конь хромал все сильнее, а всадник два дня не держал во рту и маковой росинки. К тому же замок остался далеко позади – Руал надеялся, что погоня потеряла его след, да и владения герцога, в конце концов, не безграничны.
Поэтому, когда из стены дождя выступил вдруг уютный хуторок, обнесенный частоколом, Руал не стал сворачивать с дороги, как раньше. Конь оживился, почуяв жилье; Руал ободряюще похлопал его по шее и направился прямо к массивным воротам.
Ворота были заперты изнутри на засов. Руал отбил себе руки, прежде чем в ответ на его стук приоткрылось смотровое окошко и в нем замигал заспанный голубой глаз:
– Чего?
– Пустите на ночь честного и доброго путника, – сказал Руал, стараясь казаться как можно честнее и добрее.
Глаз обежал его с ног до головы, презрительно сощурился и спросил с неудовольствием:
– Сколько дашь?
У Руала не было за душой ни гроша, если не считать золотой статуэтки, тщательно запрятанной за пазуху. Поэтому он просительно улыбнулся и предложил:
– Я отработать могу.
Глаз моргнул, и смотровое окошко бесцеремонно захлопнулось.
– Погоди! – закричал испуганный Руал. – Погоди, поторгуемся!
Окошко приоткрылось опять, и владелец голубого глаза сообщил сквозь зубы:
– На базаре торгуются, ты, оборванец! А у нас хозяин бродяг всяких не держит!
– Позови хозяина, – сказал Руал быстро.
– Сейчас, – мрачно пообещал владелец глаза. – Только разгонюсь вот посильнее… А ну, пошел отсюда!
Руал попытался придержать захлопывающееся окошко – его больно ударили по пальцам.
Жеребец переминался с ноги на ногу за Руаловой спиной.
– Плохо дело, – устало сказал ему Руал.
Дождь усилился. Понемногу сгущались сумерки. Руал прижался щекой к окошку, пытаясь по слуху определить – здесь несговорчивый обладатель голубого глаза или уже ушел. Дождь заглушал все звуки, а щелей в воротах не было. Частокол вокруг поселения был высок и снабжен остриями по верхнему краю.
Руал снова заколотил в ворота – просто так, безнадежно.
К его удивлению, вскоре во дворе послышались голоса, среди которых выделялся уже знакомый. Оконце распахнулось, и другой глаз, пронзительный, карий, уперся Руалу в лицо.
– А вот собак спущу, – негромко пообещал хриплый бас.
В этот момент Руалов жеребец, не выдержав, ступил вперед и горестно заржал.
Карий глаз перевел свой буравящий взгляд с Руала на облепленного мокрой гривой, охромевшего красавца-коня, оценивающе прищурился:
– Твоя лошадь?
Руал кивнул.
– Где украл? – поинтересовались из-за ворот.
– Я не… – начал было похолодевший Руал, но владелец карего глаза перебил его:
– Отдай коня – и ночуй, пес уж с тобой.
Растерявшись, Руал только покачал головой – нет, мол, не пойдет.
– Тогда пошел вон, – отрезали из-за ворот и окошко наполовину прикрылось.
Жеребец и Руал посмотрели друг на друга.
– Погодите, – хрипло сказал Ильмарранен. – Так и быть, согласен…
Окошко с готовностью распахнулось, а следом взвизгнул железный засов и ворота приоткрылись тоже:
– Вот и ладненько… Конь-то все равно краденый, и хромой, чего жалеть…
Руал промолчал.
Голубой глаз принадлежал, оказывается, щуплому веснушчатому парню-работнику, прикрывающемуся от дождя куском рогожи. Обладателем карих глаз был сам хозяин фермы – невысокий плотный человек неопределенного возраста. На его зов явился еще один работник – парнишка лет пятнадцати; он удивленно покосился на Руала, взял из его рук уздечку и повел коня вглубь двора, где темнели многочисленные пристройки. Хозяйство, по-видимому, было внушительных размеров и процветало.
Хозяин еще раз оглядел Руала, хмыкнул каким-то своим мыслям и велел веснушчатому:
– Отведи… Скажи, пусть его накормят, ладно уж… – И добавил другим тоном: – Про жеребца ни слова, шкуру спущу…
Парень вздрогнул, а хозяин добавил, как ни в чем не бывало:
– Да приглядывай за этим, как бы ни стянул чего…
– Я не вор, – сказал Ильмарранен.
Хозяин снова хмыкнул:
– Ладно, иди…
И Руал пошел через широкий двор, следуя за неприветливым щуплым парнем, который мрачно что-то бормотал и натягивал на голову свою рогожку.
Наконец добравшись до места, Руалов провожатый потянул тяжелую дверь, из-за которой выбился клуб пара, и недовольно показал на нее Ильмарранену. Руал шагнул чрез порог – и очутился в сладостном царстве жилья, сухом и теплом.
В печке бушевал огонь, рядом возилась немолодая уже, но крепкая и опрятная толстуха. Она обернулась на скрип двери, подбоченилась и вопросительно глянула на веснушчатого. Тот буркнул:
– Прибился вот на ночь… Хозяин велел накормить…
– Отчего ж не накормить, – приветливо отозвалась толстуха, – только ноги пусть оботрет, а то извозился по уши, – и она указала Руалу на скамейку у стены. Молодой работник вышел, по-прежнему сердито бормоча.
Руал вытер ноги о тряпку у входа, прошел через кухню и сел, где было указано. Колени его едва сгибались, спину невыносимо ломило, желудок мучили голодные судороги – а он был счастлив. Счастлив, что можно сидеть, привалившись к теплой бревенчатой стене, не шевелиться и просто смотреть на огонь.
– Откуда будешь? – спросила кухарка, с любопытством за ним наблюдавшая.
Руал разлепил обветренные губы и отозвался:
– Из Мурра.
Кухарка ахнула:
– Из Мурра?! Да ты знаешь, где Мурр, а где мы!
Руал улыбнулся с трудом:
– Я готов бежать на край света… И убегу…
Толстуха отставила в сторону корзинку с овощами, которые чистила:
– Гонятся за тобой, что ли?
– Гонятся, – сообщил Руал с глубоким вздохом. – За мной по пятам следует несчастная любовь!
Кухарка, крайне заинтригованная, обошла широкий стол и подсела на краешек скамейки, повторяя сочувственно:
– Вон как… Вон как оно бывает…
