Завораш (СИ) - Галиновский Александр
Спитамен подумал о тысячах людей, приезжающих в Завораш. Многие из них не задерживались здесь дольше, чем на несколько дней — время достаточное для того, чтобы купить или продать товары, заключить торговую сделку или просто перевести дух перед морским путешествием, которое может занимать недели, а то и месяцы.
Ежедневно сквозь арку ворот в обе стороны двигались толпы. Тележки и повозки образовывали целые караваны, многие из которых растягивались на многие вёрсты — усталые животные и люди, скрипучие колеса и облака пыли.
Некогда среди них был и сам Спитамен. Все ещё находящийся в плену иллюзий, опьянённый внезапной свободой, он вошёл в город лёгкой походкой, неся за плечами лишь небольшую котомку. Тогда он смотрел по сторонам — на нищих, выставивших на всеобщее обозрение гниющие конечности, на старух, шаркающих по земле будто во сне, на детей, попрошайничающих прямо у обочины, и думал, что ему повезёт больше.
Подходя к южным воротам, Спитамен не переставал удивляться величию города перед ним. Все казалось ему прекрасным, начиная от самих ворот, которые, казалось, были высечены из цельного куска небесно-голубого лазурита и раскрашены золотыми и изумрудными узорами (это конечно же было не так, вместо лазурита использовался более дешёвый и распространённый камень, а то, что издалека казалось золотом, на самом деле было ярко начищенной бронзой) и заканчивая шпилями вздымавшихся вдалеке бешен. Собственный особняк — резиденция номарха, которая до этого представлялась ему верхом изящества и тонкого вкуса, вдруг показалась Спитамену мелким недоразумением — настолько же незначительным, как и сам обитавший в ней номарх (именно номарх, больше не отец)!
Как давно все это было! Но тот день и нынешний разделяла не только пропасть во времени…
Тощий стал подниматься со своего места (наверняка намереваясь привести угрозы в действие, как подумал Спитамен), но в этот момент снаружи послышались крики, топот, ругань. В дверь с обратной стороны что-то грохнуло, будто кто-то ударился в неё всем телом.
Коренастый и Тощий переглянулись. В этот момент в их глазах читалось замешательство.
Тощий кивнул в сторону двери.
— Сходи, проверь.
Бросив на Спитамена взгляд, который говорил красноречивее любых слов, Коренастый направился к выходу.
Дверь действительно оказалась заперта. Для того чтобы отпереть её, он воспользовался висящим на поясе ключом. В краткий миг, когда дверь оказалась распахнутой достаточно, чтобы в неё могла пройти широкоплечая фигура Коренастого, Спитамен увидел бегущих по коридору стражников. Уж не пожар ли случился? А затем дверь закрылась. Спитамен ожидал услышать щелчок замка, но его так и не последовало.
Потекли долгие минуты ожидания. Тощий смотрел прямо на него, а Спитамен старался смотреть куда угодно, лишь бы не на этого типа с необыкновенно длинными ухоженными пальцами, которые больше походили на хирургические инструменты, чем на пальцы обычного человека. Больше снаружи не доносилось ни звука. Тощий побарабанил ногтями по столешнице.
Тук-тук-тук.
Словно ворон клюёт надгробие. Ногти у него тоже были длинными как у женщины, остро отточенными и опасными на вид.
Затем одним движением Тощий сгрёб со стола сферу.
— Сиди здесь, — бросил он Спитамену.
Когда дверь распахнулась перед Тощим, Спитамен увидел, что коридор за ней пуст.
Тощий вышел, и дверь за ним закрылась. И вновь щелчка не последовало.
Некоторое время Спитамен просто сидел. За окном (где была одна лишь серая стена), мало что изменилось, разве что тени стали гуще, а воздух — темнее. Он подумал, что Тощий все ещё мог быть за дверью. Вполне возможно, любопытство будет воспринято как попытка к бегству. И все же он не видел смысла в том, чтобы покорно ожидать, пока эти двое вернуться и перейдут от слов к делу.
Встав из-за стола, он сделал несколько шагов по комнате, чтобы размять ноги. Идти можно, а вот бежать вряд ли получится. Затем подошёл к двери, прислушался. Снаружи не доносилось ни звука. Если бы двое его собеседников не встали и не ушли минуту назад, впору было бы усомниться в реальности того, что он якобы слышал.
Подождав ещё немного, но так и не услышав ничего, кроме звука собственного бешено колотящегося сердца, Спитамен положил руку на окованное металлом дерево, надавил. Дверь открылась без каких-либо сложностей, легко и бесшумно.
КЛИРИК
Покинув зал, Ноктавидант быстрым шагом добрался до конца коридора. Мимоходом он подмечал знаки вторжения: кровавый след на полу, ещё один — вдоль стены, по которой кто-то провёл испачканной в крови рукой.
Коридор соединялся с другим под прямым углом. Обычно здесь стояла пара стражей, но сейчас не было видно ни души. Знаки становились всё тревожнее. Теперь они читались повсюду — символы тайнописи, языка которой Ноктавидант не понимал.
Он ускорил шаг.
Только сейчас он понял, что не помнит ничего, что предшествовало их спуску по лестнице. Он не мог вспомнить ничего с того момента, когда увидел принципала в кресле живым и здоровым (а не распластанном внизу на мостовой) и вплоть до той минуты, когда куратор спросил, слышит ли их оракул. Ноктавидант тряхнул головой, будто хотел избавиться от тумана в мыслях. Нужно сосредоточиться. А ещё как можно быстрее добраться до покоев наверху…
… Или он мог воспользоваться одним из каналов, предназначенных для передачи сообщений наверх — и предупредить принципала.
Ноктавидант лишь единожды был в скриптории (так называлось место, где находились те, кто выслушивал предсказания оракула и отсылал сообщения наверх). Это было узкое помещение — по сути, сплошной коридор, идущий вкруговую через весь зал. У бойниц шириной в ладонь сидели люди и что-то записывали, пользуясь для этого аппаратами, почти сплошь состоящими из клавиш и раструбов разного размера, из-за чего они больше напоминали замысловатые духовые инструменты, чем какую-то технику. От каждого аппарата наверх тянулось по толстому черному проводу, из-за чего все здесь казалось ненастоящим, фальшивым, как в трюке фокусника, где актёры, которые должны парить в воздухе, подвешены на верёвках.
Ноктавиданту нужно было всего лишь добраться до первого этажа, откуда он мог отправить сообщение. Оставалось надеяться, что тот, кто его примет, не вышвырнет бумагу сразу в мусорную корзину.
В соседнем коридоре ему встретился спешащий куда-то стражник. Шлем у него был расстегнут, лямки нагрудника болтались. Появись он в таком виде в обычное время, и ему не избежать наказания…
Ножны с коротким мечом страж пристёгивал к поясу в буквальном смысле на ходу. Если бы в этот момент рядом оказался враг, он не успел бы даже вытащить клинок.
Наверняка именно эта мысль скользнула у стража в голове, когда Ноктавидант схватил его за руку.
— Твой меч, — коротко сказал он.
Страж отпрянул, затем окинул быстрым взором одеяние клирика. Ноктавидант помнил его: один из новичков, постоянно тренирующихся во дворе. Крикливый сержант учил их обращаться с мечом, копьём, секирой.
— Немедленно, — прошипел клирик.
Страж протянул ему оружие — рукоятью вперёд, как положено. Клирик вырвал меч. И вновь устремился по коридору.
Меч оттягивал руку приятной тяжестью. Неудобный, громоздкий — и всё же оружие. Его вес вселял уверенность, и в этот момент Ноктавидант подумал, что нечто похожее наверняка испытывают рудокопы или крестьяне, когда берут в руки проверенный временем надёжный инструмент.
Теперь он не просто шагал по коридору, он бежал. Запятнанное кровью одеяние клирика путалось в ногах. Похожий на вырвавшуюся из Гастра мятежную душу, да ещё с клинком в руке, Ноктавидант буквально взлетел по ступеням, ведущим на этаж выше.
Если зал, где содержался ангел, был расположен под землёй, то помещение канцелярии находилось на первом этаже, и попасть туда можно было только по одной из лестниц. Два десятка ступеней отделяло его от вместилища машин и писцов, которые ежедневно слушали и записывали каждое слово оракула.