Алекс фон Готт - Белый Дозор
Речь Всеведы пришлась по сердцу всем и даже Яромиру, что был в той компании известным скептиком и ворчуном. В знак смирения он прикрыл глаза, воздавая должное мудрому спокойствию певуньи.
— Речь твоя, как всегда, убеждает, Всеведа. Воистину ты умнейшая из нас, и зароком твоей мудрости служит твое спокойствие и выдержка, что и мужчине не худо бы иметь, — поблагодарил ее Велеслав. — На том и покончим. А теперь всем спать. Впереди еще три дня пути по железной дороге, а дальше плыть и идти нам столь долго, сколь будет на то воля Мары. Добрых снов всем. А ты, Великая Сестра, ступай со мной. У нас разговор долгий. — И Велеслав, покинув купе, направился в сторону тамбура. За ним послушно шла Марина…
4— Так вы обычные сатанисты? — было ее первым вопросом, когда дверь тамбура, щелкнув, закрылась, перед этим мелодично прокатившись по металлическим желобкам.
В тамбуре пахло куревом и дорожной романтикой. Лампочка в потолке была, конечно, слабовата, но всё же она давала больше света, чем череп, превращенный в подсвечник, и Марина наконец смогла полностью разглядеть Велеслава. При своем огромном росте и медвежьей, по всей видимости, силе в его глазах горел тот задорный огонек, что встречается еще лет в семнадцать, а к двадцати пяти уже затухает, притушенный-прибитый бытовыми проблемами и тяжелым, словно брезент, разочарованием от нереализованных надежд. Борода его определенно не была уже такой седой! То ли Марина не обратила на это внимания сразу, то ли причина была в чем-то ином, но среди белых волос виднелись черные, живые. Так же молодело и его лицо: морщины уменьшились на добрую половину, как будто чем дальше уносился состав от Москвы, тем лучше себя ощущал этот странный, ни на кого не похожий человек.
— Как ты сказала? — Вагон внезапно тряхнуло, и Велеслав невольно подался к ней, выбросил вперед руки и оттолкнулся от стены, возле которой она стояла, улыбнулся, продемонстрировав отменно-крупные, белые зубы. — «Сатанисты»? Марина, ты с таким же успехом могла бы предположить, что мы хип-хоп банда или, скажем, кружок любителей бисероплетения. Нет, дорогая моя, никакие мы не сатанисты. Христиане и все остальные «ане» и «исты»: буддисты, троцкисты и прочие называют нас «язычниками», а православное духовенство прилагает к этому еще и не очень-то приятное словечко «проклятые». Итак, мы те самые «проклятые язычники». Но это для тех, кто не видит дальше своего носа, ничего не знает, давным-давно растерял свои корни. Для тех самых иванов, не ведающих родства. Вот для таких мы непонятны, а значит, опасны, и они часто вредят нам: нападают на наши капища, затевают драки… Очень христианское поведение, не так ли? — Он иронично усмехнулся. — Там, в купе, я был, если можно выразиться казенным языком, лицом официальным. Вокруг меня находятся те, за кого я ответственен перед вышними богами, как за членов своего рода — высшего почитаемого в нашей вере символа и понятия. Род дает силу, мудрость, саму жизнь. Только родовые связи истинны и основаны на естественных потребностях человека в обществе себе подобных, в братской дружбе, в любви… Сами себя, как ты уже слышала, мы зовем «родноверами», наследниками древней веры наших предков, связь с которыми не прерываем вот уже которую тысячу лет. В нас живет память о великих временах, из уст в уста передаются сказы и тайные знания. Меняется мир вокруг нас, но не меняемся мы. У меня самая обычная биография: недоучившийся студент философского факультета МГУ, программный редактор на попсовой радиостанции… Да и все, кого ты видела, — это точно такие же, обычные люди. Кто-то из Москвы, он там родился, кто-то приехал в этот город в поисках лучшей доли, желая сделать карьеру и получить ипотечный кредит на выгодных условиях. Но все мы происходим из славянских родов, кровь наша объединила нас в общине Велесова Круга, и я был избран старейшиной. Мы через многое прошли, многое узнали, мы тысячу раз роняли нашу веру, чтобы успеть подхватить ее у самой земной тверди и не дать ей разбиться на тысячу мелких осколков. Вера, что кубок тонкой работы, его непросто сделать, уйма времени уходит на детали и тонкости орнамента, а вот разбить его — плевое дело, да так, что никогда уже не склеишь. То, что ты видела совсем недавно, — это и наша обычная преднощная практика, и молитва, и беседа о вере нашей, когда каждый может высказать свои сомнения. Это важно особенно теперь, когда мы с самого начала этого года получаем знамения о скором наступлении конца света, и я стал собирать Дозор, подбирая туда лишь самых верных своих людей, тех, кого давно знаю, в ком уверен, как в себе. Мы — община Шуйного пути, для нас всё это особенно важно, ведь конец нынешнего мира для нас означает начало нашего мира, а мы, как ты сама понимаешь, в этом сильно заинтересованы.
— Уважаемый… дорогой… — Марина сбилась, запуталась, не зная, как назвать его. Он тихо покачал головой:
— Просто Велеслав. И мы, конечно, на «ты».
— Велеслав, а ваши имена? Всеведа, Навислав, Яромир, ваше имя, странные имена всех остальных, откуда они?
— Здесь всё просто. Когда человек встает на путь Родной веры, начинает жить другой жизнью, он меняется. Наше имя — это наш путь. Имя из прежней жизни категорически не подходит, ибо у родновера его жизненный путь полностью изменяется, а значит, имя должно меняться вместе с ним. Каждый из членов общины проходит обряд посвящения, во время которого и получает новое имя. Бывает и так, что человек объявляет свое имя на общем сборище и его выбор либо поддерживают, либо нет, или просят объяснить, почему он выбрал то или другое имя, ведь каждое имя в родноверии так или иначе указывает на ту или иную склонность человеческой души. Вот Горюн — понятно, что этот парень не большой весельчак, — шутливо улыбнулся Велеслав. — Как видишь, у нас с этим довольно просто.
— Что такое Шуйный путь? Я поняла, что это путь левой руки, то есть путь зла. Возвращаюсь к своему первому вопросу, вы… кто?
— Шуйный путь для тех, кому тесно в рамках канонов мертвой веры. Вера без размышлений — лишь бессмысленный свод правил и ограничений, клетка для души. Шуйный путь для тех, кто привык мыслить широко и смело, для тех, кто находится в постоянном поиске смысла жизни. Для тех, кто озабочен качеством своей души, я повторяю, именно качеством. Душу должно развивать. Добро кончается там, где перестают действовать его запреты. «Вожделение постыдно», — говорит добро, но вожделение продлевает род, а продление рода — это исполнение долга перед богами. Видишь, как всё легко становится с ног на голову, и наоборот? Что же лучше? — пристально глядя прямо ей в очи, спросил Велеслав. — Наслаждение любовью с любимым и сильным мужчиной, чувство удовлетворенности, сопутствующая этому доброта и терпимость и, как следствие, женское счастье или сознательный уход от жизненных наслаждений и замыкание в клетке, которую ты построила для себя сама?
Марина сделалась мрачной, она вспомнила Алексея, подумала, что он, должно быть, невероятно удивился бы, узнав, что с ней произошло. Она лишь хорошо относилась к нему, готова была выйти за него замуж, но она не любила его, не горела к нему страстью. У нее к нему было спокойное отношение прагматичной молодой москвички. Умен, молод, хорош собой, очень успешен: они были замечательной парой, многие с завистью смотрели им вслед, и Марине это нравилось. Она не знала, что ответить Велеславу. Вместо этого спросила:
— Почему я оказалась среди вас?
— Чтобы выполнить свой долг перед родом, — мгновенно, не раздумывая, ответил Велеслав.
— И поэтому я заболела раком? — Марине стало так горько на душе, что она заплакала, но он быстро осушил ее слезы словом:
— Нет, ты заболела совсем по другой причине. Скажи, ведь у тебя был мужчина, с которым ты была близка?
— Конечно. И почему «был»? Он… он есть! — с вызовом ответила она, но Велеслав только покачал головой.
— Что?! — не поняла Марина. — Что всё это значит?
— Это значит, ты заболела неспроста. Ты была большой эгоисткой и всё время думала только о себе, не так ли?
— Нет.
— Скажи правду.
— Да нет же!
— А если совсем честно?
Марина закрыла глаза, всхлипнула.
— Да. Немного. Но разве думать о себе, заботиться о себе, особенно когда ты круглая сирота, — это неестественно и греховно? Так по-вашему?
— Не стоит так увлекаться, — сурово пояснил Велеслав, — ты шла не своим путем, и тебя вернули на путь, тебе предназначенный. Я ничего не делал для этого, поверь мне. Я лишь самый обычный, заурядный колдун людского роду-племени, который может очень немногое.
— Почему же тогда я очутилась среди вас? Куда мы едем? Почему я стала гораздо лучше себя чувствовать? Почему во мне и впрямь словно поселился кто-то еще, и я чувствую и творю такое, о чем раньше даже и мечтать не могла? Вы все говорили о Черной Богине, об этой вашей Маре, и я понимаю, что она для вас то же, что для христиан Мария, так?
