Наталья Белкина - Наместник
Ах! Нет, не ура! Кирилл выходит из кабинета, весело болтая с Серовой. Ну, хоть бы обернулся! Нет…Я для него не существую.
А Сомов не отставал:
— Бет, чего спросить хочу.
— Ну что тебе еще?
— А как по-английски "изнасилование"?
— Зачем тебе? Ты что собираешься обесчестить англичанку? — попыталась я сострить, наблюдая за "сладкой парочкой". Ах, он держит ее за локоть, черт! А черт тут как тут в образе Сомова.
— Нет, русскую, — заржал он.
А я уже впала в очередную депрессию. А когда я пребывала в таком состоянии, то всегда хотела есть. Я отправилась в буфет за пирожками. Я просто обожала горячие жареные пирожки с картошкой и могла их съесть штук пять или шесть сразу. О, восхитительные, румяные, божественно душистые пирожки с хрустящей корочкой, отрада моей жизни! В общем, я проглотила четыре пирога и твердо решила не думать больше об этом бабнике. В это время в буфете появился толстяк и, завидев меня, направился в мою сторону.
— Что проголодалась? — спросил он, садясь напротив.
— Какое твое дело? — процедила я сквозь зубы, не имея желания беседовать с ним.
— Как же-с, беспокоюсь, — сказал он томным голосом и зачем-то состроил «интимный» взгляд.
Я едва не подавилась последним пирогом, и мысль о том, что уж не нравлюсь ли я ему, готова была закрасться в мою голову. Но тут в столовую вошел ОН. Сом обернулся и увидел того, на кого был устремлен мой бесцеремонно влюбленный взгляд. Тогда Кирилл мне казался сногсшибательным красавцем. Впрочем, если бы я могла смотреть на него равнодушно, то ничего особенного бы не заметила: темные волосы, длинная челка «вразлет», карие глаза, спортивная фигура…
— Ты что к Муромскому не ровно дышишь? — спросил Сом.
— Дурак ты! — испугалась я. — Кому нужен этот ловелас и дамский угодник!
Я почувствовала, как щеки и уши становятся горячими. Черт! Почему я никак не могу разучиться краснеть?
— А вот Серовой нужен, — продолжал Сомов, наблюдая за моей реакцией.
— Мне все равно! — нервно фыркнула я и выдала себя этим с головой.
Кирилл подошел к нам и, глядя на толстяка, изрек своим бархатным басом:
— Слышали, географичка заболела?
— Нет, — проговорила я хрипло. — Значит, географии не будет?
Он глянул на меня искоса:
— Как ты догадалась? — комично удивился он и снова обратился к Сому:-Пойдем, покурим. Разговор есть.
И тут невесть откуда подскочила Линка Серова. Вот стерва!
— Ой, мальчишки! Можно и я с вами покурю? Только я сигареты забыла, угостишь? — прострекотала она и одарила, хитрая проныра, Кирюшу лучезарно-красной улыбой.
— Я вообще-то поесть хотел, но раз географии не будет… — собрался было встать Сомов, но Линка его перебила:
— Ну, как хочешь! Пойдем, Кирилл.
А Муромский и не сопротивлялся
А меня будто и не существовало вовсе. Как всегда, пустое место…
— Ты смотри, как Серова прицепилась к твоему Муромскому, — сказал Сомов, когда они вышли.
— Он не мой!
Я готова была разрыдаться и не могла этого скрывать. Чтобы толстяк не заметил моих красных глаз, я направилась к буфетной стойке и, скрепя обливающееся слезами сердце, купила еще три пирога.
ГЛАВА 2
— Мам, у нас скоро дискотека, прощание с десятым классом.
— Ну?
— Хочу купить себе что-нибудь новенькое. Знаешь, я видела тут недавно…
— Так купи.
— А деньги?
— У папы спроси.
Маман писала диссертацию, и ей, как всегда, было не до меня.
— Ну, положим, папа денег даст. А ты не хотела бы сходить со мной в магазин, помочь выбрать, посоветовать.
Я сказала это в совершенной уверенности в том, что мать откажется, и это позволило бы мне выбрать то, что понравиться самой. Так оно и случилось. Елена Сергеевна даже не удостоила меня ответом, махнув рукой.
Вопреки моим ожиданиям отец оказался необыкновенно щедрым. Я уже представляла себе тот невообразимо обалденный наряд, в котором я появлюсь на прощальном вечере, совершенно очарую Кирилла, и он, наконец-то, падет к моим ногам.
Я действительно полагала, что во многом лучше Линки и, уж конечно, гораздо красивее ее. Серова коротко стриглась, а у меня коса до пояса. Я была просто уверена в том, что парням должны нравиться девушки с длинными волосами. А еще у меня красивые глаза и тонкая талия, и изящные пальцы, и, в отличие от Линки, незапятнанная репутация. Нет, не могло того быть, чтоб такой умный парень влюбился в эту дурочку.
— Бети, ты уроки сделала? — прервала мать мои размышления у зеркала.
— Конечно, мам, — соврала я, зная, что она не станет проверять.
Какие уроки весной!?
— Как у тебя с английским?
— Нормально, мам.
Дежурные вопросы, дежурные ответы…Да мать уже и не слушала, разговаривала по телефону:
— Вам кого? Его нет. Вы его коллега? Да, да…Я передам. Всего доброго.
Мама положила трубку. Кажется, у нее был растерянный голос. На нее не похоже, странно. Но задумываться над этим было некогда. Надо было придумать такую прическу, чтоб сразить Муромского наповал. Волосы, как мне казалось, были моим главным достоинством. Я никогда их не красила, потому что не было необходимости. Многие девчонки хотели бы иметь такой цвет волос, рыжий с густым медным отливом, но такой краски просто не существовало.
Из прихожей снова послышалось:
— Ало. Это Валерий Алексеевич? Добрый вечер. Алексей Тимофеевич к вам не заходил? Нет? Ну, извините. До свидания.
Мать волновалась из-за того, что отец до сих пор не вернулся. Родители в последнее время стали часто ссориться. Я слушала по вечерам, как они недовольно бубнили в спальне. Иногда, когда я подходила к двери квартиры до меня доносились вопли матери. Она пронзительно кричала на отца, обвиняла его в чем-то. Но как только я начинала отпирать дверь, наступала тишина, и, войдя, я заставала предков в разных углах.
В последнее время такое стало происходить все чаще. Наверное, это беспокоило бы меня больше, если бы голова не была занята своими проблемами, любовными. Вот и сейчас я, не обращая внимания на беспокойство матери, ждала звонка от Ритки, девчонки, с которой сидела за одной партой и которой доверяла некоторый свои секреты. Я поручила ей узнать кое-что о Линке и Муромском. Она всегда все про всех знала и была предана мне, потому что регулярно списывала у меня английский.
Марго позвонила около полуночи.
— Бет, ты спишь? Разбудила?
А какая теперь разница? Ну говори скорей, что узнала, не томи! — так и хотелось сказать мне ей. В висках застучало от непонятного страха перед тем, что я должна была сейчас услышать, но в трубку я произнесла как можно более спокойным и безразличным голосом:
