Мария Чурсина - Боги крошечных миров
— Орден, я долго терпела твои выходки, но черту ты ещё не переходил. Зачем ты лжёшь? Храм давно разрушен, Эйрин не может быть там. Или ты мучил меня три дня, чтобы теперь посмеяться?
Он и правда усмехался, потирал подбородок и пристально смотрел на Орлану. Его глаза и волосы теперь казались чёрными: огненный шар уплыл в сторону, выхватив из темноты корешки плотно составленных книг.
— Нет.
— Где моя дочь? Или ты понятия не имеешь? — Орлана сжала подлокотник кресла. Скорее подняться и уйти, пока она не потеряла самообладание прямо здесь.
— Она в храме, — повторил Орден, чуть наклоняясь к столу, как будто она могла его не расслышать. И вернулся к раскрытой книге.
Орлана сорвалась с места. Стук каблуков по мраморному полу разбудил эхо в галереях замка. Дождь моросил в открытые по-летнему окна. У одного Орлана замерла и вгляделась в темноту. Туда, где раньше возвышался высеченный из чёрного камня храм. Сейчас там были развалины, поросшие мхом и крапивой.
Там ящерицы грелись на камнях в полдень. Утром звенели птицы. На закате камни окрашивались в багровый, будто кровью, и тогда затихал шум деревьев.
Продрогли сжатые на подоконнике пальцы. Дождь припустил с новой силой, наполняя шумом всю галерею. Из-за дождя она и не услышала шагов за спиной. Но кто же ещё мог явиться к ней посреди ночи?
— Аластар, — проговорила Орлана, не оборачиваясь к начальнику тайной полиции, — остановите поиски Эйрин. Кажется, я знаю, где она.
Она бы всё равно не поверила, что её дочь — сумасшедшая. Сколько ни твердили бы об этом целители. Они, конечно, снисходительно относились к горю Орланы, все до одного. Никто с ней не спорил, разве что шептались за спиной, но куда уж без этого.
Единственный сын Орланы погиб несколько лет назад, так и не достигнув совершеннолетия. Тогда кровавый переворот захлестнул столицу. Её супруга тоже убили повстанцы. Эйрин повредилась рассудком, когда её взял в заложники лидер восстания.
С тех самых пор Эйрин как будто подменили. Некоторое время она ещё вела привычный образ жизни, но могла вдруг замереть посреди галереи, глядя прямо перед собой. Ночами она уходила далеко в Альмарейнский лес, как была — в лёгком платье посреди холодной весны. Возвращалась потом, растрёпанная, вся в царапинах, словно шла через бурелом, тихонько напевала. С извечной отстранённой улыбкой на лице. А потом она и вовсе замолчала.
Сколько Орлана ни билась, пытаясь поговорить с ней, Эйрин улыбалась и смотрела мимо. Тогда императрице оставалось только приставить к дочери охрану и терпеливо ждать каждый раз, когда Эйрин отправлялась побродить. Иногда ей удавалось сбежать, и тогда Орлана снова ждала — когда Эйрин найдут, чтобы на замок снова опустился призрак спокойствия.
Минула та кровавая зима, когда переворот едва не похоронил всю столицу под рухнувшими башнями и языками пламени. Год сделал полный круг, канула в Сантарин промозглая весна. Лето мазнуло кончиком кисти по садам и паркам. Тревога за Эйрин, родившаяся год назад в душе Орланы, становилась только сильнее.
— Не так уж хороши наши дела, лорд, — произнесла она, шагая по галерее.
Аластар шёл следом, как обычно, на полшага сзади. Эхо ловило только стук её каблуков. Накидка то и дело сползала с плеча — Орлана ловила её привычным жестом.
— Империя осталась без наследника. Эйрин и так была единственной моей надеждой, а теперь и она ушла. Как же не вовремя. Ведь стоит упасть искре, и разгорится паника. Это все понимают. И Совет. И наши соседи — им только дай повод объявить войну. Они же, как шакалы, набегут и оторвут по куску — кто сколько сможет, стоит нам дать слабину. Подключится знать, и растащит империю на мелкие королевства. А треть армии пришлось распустить. Провинции тоже кое-как сводят концы с концами. Ещё одну войну нам сейчас просто не вынести.
— Нельзя впадать в отчаяние, моя императрица, — негромко отозвался Аластар. Его прикосновение — было оно или нет? — только воздух шевельнулся у локтя Орланы. — Поодиночке они не посмеют нападать, а союз заключат вряд ли.
Она прикрыла глаза. «Нельзя впадать в отчаяние», — так он уже говорил.
Он уже спасал её этими словами. Когда половина столицы лежала в руинах, Орлана не знала, за что хвататься в первую очередь. Когда небо заволокло таким слоем чёрного дыма, что он висел в воздухе пять страшных дней, и листья на деревьях вяли, не дождавшись солнечного света.
Тогда в Илле восставшие жгли в знак протеста ратушу, а Малтиль поедала песчаная буря. За два дня стража отловила в замке трёх наёмных убийц, которые попытались добраться до Орланы. Когда их казнили, она от усталости не могла даже заплакать. Сидела у себя в кабинете, уткнувшись в сложенные на столе руки.
Она не слышала, как вошёл Аластар. Он опустился на одно колено у её ног, тронул за локоть.
— Моя императрица. Нельзя унывать. Вас пытаются убить десятки, сотни гибнут, защищая вас, и тысячи готовы погибнуть. Ради них нельзя впадать в отчаяние.
Теперь прохладный дождь таял на её руках. Галереи замка озарял мягкий серебристый свет, исходящий от витиеватых узоров на стенах. У дверей в спальню Орланы стояли стражники в алых плащах. Их лица были скрыты под капюшонами, мечи прятались в ножнах.
— Завтра я собираю Совет, — произнесла Орлана, обернувшись к Аластару, — и если они намеревались воевать, им придётся попридержать оружие. Да, Орден теперь входит в Совет, правда, всего лишь в качестве наблюдателя.
Она была благодарна Аластару, что он ни единым жестом не выказал эмоций. Молча кивнул — принял к сведению.
— Спокойной ночи, моя императрица.
— Спокойной ночи, — отозвалась Орлана, ёжась от холодной бессонницы, которая ей предстояла.
Казалось, в эту ночь бессонница мучила одну только императрицу.
В жемчужно-серой темноте Альмарейн спал, с головой погрузившись в ленивое спокойствие. Спали каменные статуи на площадях. В тишине нёс тёмные воды Сантарин. Дремали на постах стражники.
На одном из окон ветер отгибал краешек тёмной шторы, и лучик белого света просачивался наружу. Сидящий за столом маг ничего этого не замечал. Побелевшие в костяшках его пальцы были сцеплены у подбородка. Глаза невидяще уставились мимо того, что лежало перед ним, завёрнутое в красный бархат.
Где-то в переплетении улиц тявкнула спросонья собака. Маг вздрогнул, сбросив оцепенение, и тут же накрыл углом бархатного покрывала меч, как будто боялся, что кто-нибудь подойдёт сзади и всё увидит: и плохо вычищенное лезвие, и почерневший от времени эфес, и фамильный вензель на рукояти. Увидит в них то, что увидел он сегодня ночью. Прохладный ветер тормошил край его плаща, по-хулигански дёргал за длинную прядь волос.
