Роджер Желязны - Вариант единорога
Он вернулся домой, разделся, взлохматил расческой волосы. День вокруг него сжался в утро, и он вернулся в постель, чтобы проспать наоборот еще одну ночь.
Проснувшись предыдущим вечером, он понял, куда направляется.
Дважды он напрягал все свои силы, чтобы разорвать ход событий, но безуспешно.
Он хотел умереть. Если бы он убил себя в тот день, сейчас ему не пришлось бы идти туда.
…Он думал о том прошлом, до которого осталось меньше двадцати четырех часов.
Прошлое подкралось к нему тем днем, когда он повел перевернутый разговор о покупке гроба, могилы и похоронных принадлежностей.
Затем он направился домой в самом сильном похмелье из всех и спал, пока не проснулся, чтобы выливать из себя стакан за стаканом и затем вернуться в морг и пойти назад во времени, чтобы повесить телефонную трубку перед тем вызовом, тем вызовом, что нарушил…
…Безмолвие его гнева своим звоном.
Она была мертва.
Сейчас она лежала среди обломков своей машины где-то на девяностом шоссе.
Меряя комнату шагами, куря растущую сигарету, он знал, что она лежит там, окровавленная…
…Затем умирающая, после той аварии на скорости 90 миль в час.
…Затем живая?
Затем невредимая вместе со своим автомобилем и опять живая? А теперь возвращающаяся домой с чудовищной скоростью, чтобы отхлопнуть дверь перед их последним объяснением? Чтобы кричать на него и выслушивать крики в ответ?
Он рыдал без слов. Он мысленно ломал себе руки.
Это не могло остановиться здесь! Нет, не сейчас!
Все его горе и его любовь и ненависть к себе привели его сюда, так близко к тому мгновению…
Это не должно кончиться сейчас!
Затем он двинулся в гостиную, где ноги его вышагивали, губы извергали проклятья, а сам он – ждал.
Дверь открылась.
Она всматривалась в него, и слезы смешались с размазанной тушью на ее щеках.
«! черту к иди и Ну», – ответил он. «! ухожу Я», – сказала она. Она шагнула в прихожую, закрыв дверь. И торопливо повесила пальто в шкаф.
«. считаешь так ты Если», – сказал он, пожав плечами.
«! себя кроме, ком о ни думаешь не Ты», – крикнула она.
«! ребенок как, себя ведешь Ты», – сказал он.
«! прощения попросить бы хотя мог Ты»
Глаза ее сверкнули, как изумруды, сквозь пронзающий разряд, и она опять была живой и прекрасной. Мысленно он ликовал.
Изменение пришло.
– Ты мог хотя бы попросить прощения!
– Я прошу прощения. Я виноват, – сказал он, сжав ее руку так, что она не смогла бы ее вырвать, даже если бы и хотела. – Виноват. А как сильно, ты никогда не узнаешь.
– Иди ко мне, – и она подошла.
Роджер Желязны
Вальпургиева ночь
Был ясный, солнечный день. Молодой, строго одетый человек шел по мощенной булыжником дорожке, рядом с которой рос аккуратно подстриженный кустарник. В одной руке он нес венок из роз, в другой – план, с которым непрерывно сверялся. Свернув на одну из соседних дорожек, он пошел среди зеленых холмиков, на которых лежали небольшие бронзовые таблички. Мимо проплывали надгробные плиты, поддельные греческие руины, пышные деревья… Молодой человек изредка вглядывался в таблички с именами усопших, вновь сверяясь с планом.
В конце концов, он подошел к тенистой площадке. Вокруг щебетали птицы, но деревья были пусты – скорее всего, пение пташек воспроизводилось магнитофоном. Молодой человек посмотрел на табличку с номером около могильного холмика. Здесь!
Положив на землю план и венок, он опустился на колено и коснулся рукой бронзовой таблички с выгравированным на ней именем – Артур Абель Эндрю, под которым стояли две даты, разделенные чертой. Отодвинув едва заметную щеколду, он приподнял бронзовую табличку, которая была крышкой небольшого ящичка, и нажал на кнопку, находившуюся на дне.
Послышался сначала слабый, а затем все более отчетливый голос, несущийся словно бы ниоткуда:
– Отлично… Давненько меня никто не навещал… Над могильным холмиком внезапно материализовалась фигура краснощекого, грузного человека с маленькими бегающими глазками. Он был одет в черные брюки и белую рубашку с закатанными выше локтей рукавами, На шее свободно висел коричневый галстук,
– Э-э… как ваши дела? – сглотнув, задал нелепый вопрос молодой человек, но покойник не обиделся.
– В мире и вечном покое, – бодро ответил тот. – Я обязан сказать так, поскольку эти слова заложены в программе, но все это дерьмо. Дайте-ка как следует вас рассмотреть…
– Я ваш племянник Раймонд, – ответил молодой человек с нервной улыбкой. – Я был здесь только однажды, совсем маленьким…
– Ах да. Сын Сары, Как она поживает?
– Прекрасно, дядя. Только что ей в третий раз трансплантировали печень, Сейчас она отдыхает на Ривьере.
Раймонд невольно подумал о компьютере, вмонтированном где-то под его ногами. Вложенная в него программа была напичкана самой разнообразной информацией о покойном, начиная с его фотографий и кончая записями биоволн, излучаемых его мозгом. Специальная установка создавала голографическое изображение покойного, а компьютер имитировал его голос. Но, даже зная все это, Раймонд чувствовал себя не очень уверенно. Фантом дяди выглядел слишком натурально, и невозможно было избавиться от чувства, что ты разговариваешь с живым человеком.
– Э-э… Я принес вам прекрасный венок, дядя. Ваши любимые алые розы, в бутонах.
– Замечательно! – сказал Артур. – Мне нужны живые вещи.
Рядом с ним появился высокий вращающийся табурет. Артур уселся на него, и тут же перед ним возникла часть стойки бара, на которой стояла полная пивная кружка. Артур сдул пену и сделал солидный глоток, даже крякнув от удовольствия.
– Если вам не нравятся эти розы, дядя, я могу их забрать с собой, поспешно сказал Раймонд.
Дядя поставил кружку и покачал головой;
– Нет-нет, оставь эти чертовы цветы. Я как раз размышляю, как с пользой использовать их, пока они не завяли.
Вскоре он встал, потянулся и… пошел к венку, лежащему рядом с могильным холмиком. Подняв его, дядя вернулся обратно.
Раймонд отпрянул со сдавленным воплем. Дядя добродушно ухмыльнулся.
– Это сработало силовое поле, созданное специальным генератором, пояснил он. – Оно сделано так, что совпадает с контурами моего голографического изображения. Крепкая штучка, верно? Самое последнее изобретение!
– Но как… как вы могли пойти за ним? Разве вы…
Артур хохотнул и, расстегнув рубашку, поскреб свою волосатую грудь.
– И каков ваш радиус передвижения, дядя?
– Около двенадцати футов, – ответил Артур. – Дальше я начинаю блекнуть. Вообще-то не рекомендуется отходить дальше десяти. Так, придумал!
