Сергей Дунаев - Приговоренный к жизни
— Властитель! Прошу вас, проснитесь!
— В чем дело? Я же просил не называть меня этим глупым именем!
— Мне тревожно, Даэмон, — воскликнул хранитель, — так тревожно, как никогда. Они объявили посадку — но прошло не пять часов, а только три. Это никак не может быть Москва.
— Может, у тебя часы встали?
— Часы — на панели входа. Но я и так могу понять, что мы летели меньше.
— Фирма?
— Аэрофлот.
— Кто покупал билеты?
— Я, — сказал Ваня и посмотрел прямо на меня. Нет, он не предатель.
— Молодцы, — сказал я. — Я же снял с себя защиту, полагаясь на волю волн. Но если это и конец мой, то конец достаточно смешной.
— Я готов захватить самолет — решительно сказал Ваня, — и готов его вести. Даже без пушек я повышибу мозги пилотам и выброшу их с трапа. Пассажиров — в заложники.
— А куда потом? — полюбопытствовал я.
— Да хотя бы в Багдад, — сказал он неуверенно.
— Не суетись. На тебе и на престарелом лорде защита осталась, ее нет сейчас только на мне. Но предупреждаю: я скорее самоубийством кончу, чем сдамся. Я не терплю боли, лучше сразу — конец. Старик испуганно смотрел по сторонам, не зная, что сказать. Я чувствовал, он совсем обезумел. Стюардессы, проходя мимо наших мест, казалось, подозрительно косились на нас. Ну и влипли… Самолет садился, а Ваня все пытался проконсультироваться у меня, как пользоваться Силой. Он хотел перебросить нас в Москву за мгновение.
— Не сможешь, — сказал я тихо и печально, — у тебя бритва-то есть?
— Ножик острый! — жизнерадостно воскликнул он — и тут понял, зачем мне бритва.
— Нет, Даэмон! Этого не может быть, — он заплакал.
— Минск, — замогильным голосом сказал старик, — я так и знал.
6. МИНСК
— Сколько у нас времени?..
— Пока самолет вырулит по посадочной, пройдет минуты четыре. Пять…
— Где они будут нас ждать?
— Я думаю, у трапа — чтобы не рисковать напрасно…
— Даэмон, — зашептал Ваня, — я могу принять ваш образ? Эта идея была внезапна, как гром. Действительно, я-то наделил его силой терять обличье, таять в воздухе, привидиться кем и чем угодно…
— А я? — мне такое умение не было сейчас дано…
— Мы просто завяжем вам лицо шарфом, как простуженному. Ваня, закрой глаза! — старик бросил в воздух несколько мрачных резких слов.
— Что с ним будет?..
— О, все нормально! — уверенно отвечал наивный юноша, — я смогу расстаять и скрыться от них, как только опасность для вас минует.
— Нет, — раздался внезапно голос хранителя, непреклонный, — они ищут Даэмона, а нам надо действительно довезти его до Владимира. А за одной опасностью могут быть другие. Ваня поднял глаза, преданно взглянул на меня, как тогда…
— Я понял, хранитель… я готов.
— Ничего ты не готов! — вмешался я, — вот еще ерунду какую повыдумывали.
— Он должен умереть, — сказал хранитель, — тогда они поверят, что убили вас и мы сможем спокойно добраться до России. Не могу понять только, кто их предупредил. Мне стало противно. Какая грязь…
— У нас есть люди в Минске?
— Да, — сказал старик торопливо, — но не неволь меня, Даэмон. Я отвечаю за твое прибытие во Владимир, мне и командовать здесь. Да, у нас есть люди в Минске, но мы к ним не пойдем. Самолет вырулил к павильонам, и я сразу увидел внизу несколько служебных «Волг» и вокруг них — безликих тварей в ушанках. На меня как дохнуло мерзостию и страхом…
— Это белорусский КНБ, — тихо выдохнул хранитель. В воздухе что-то неслышно качнулось…
— Мир прах у ног твоих, Обреченный призрак, — вдруг сказало мое отражение напротив, и, вскочив, успело увернуться от моих рук, я хотел его задержать. Теперь уже не догнать, понял я, а отражение быстро пошло к дверям. Справа подгоняли трап, а голос в динамиках только теперь сообщал, что из-за плохих климатических условий мы совершили внеплановую посадку в Минске.
— Они могут досмотреть салон, и тогда его жертва — напрасна, — сказал я. Старик сжал мою руку до боли и ничего не ответил. Секунды тянулись невыносимо долго, типы в ушанках внизу заволновались. Стюардесса удивленно посмотрела на Ваню, а он ответил ей:
— Это — за мной. Я не хочу задерживать самолет. И бесстрастно шагнул вниз по трапу. Они обступили его снизу — мне казалось, я слышал, как щелкнули наручники. Пойдут ли наверх? Будут ли проверять спутников Дьявола? Весь салон смотрел на нас с хранителем, не отрываясь. Старик подсунул мне острый нож, а я хватил таблетку наркотика, случайно забытую мной в сумке. Надо же, как кстати. Они сажали Ваню в первую машину. Первая тронулась. За ней вторая. Все?.. я опустил голову, не желая больше смотреть. Что угодно, только скорее. Но время зло тянулось. Я ничего не соображал, пока не почувствовал, что самолет трясет на взлете. Старик вздохнул:
— Наверное, это все. Я плакал; в иллюминаторе таял минский аэродром, самолет разгонялся, взяв курс на Москву.
— Я убью их всех, — едва тихо сказал я сквозь слезы. Навек потерянная душа, рванувшаяся вперед меня в бездну, стояла перед глазами. Наверно, я запомню его таким на века, а каким он был раньше — уже никогда не увижу.
— Ты познал то, чего тебе недоставало, — тихо сказал хранитель. — Ты стал сильнее. Даэмон, ты познал ненависть.
Нет, не все… Спустя минут десять я почувствовал, как на мою плачущую особу с недобрым прищуром уставилась стюардесса, тварь поганая. В Москве она сообщит (или уже сообщила), и в Шереметьево спектакль повторится, только уже без Вани.
— Дедушка, — сказал я весело хранителю, как всегда в мгновения обреченные радостный и наглый, — the story is lasting now, don't you know?
— С тобою уже ничего не случится сегодня, черный принц, — сказал он спокойно, — Ваня спас тебя. Мы должны вернуться в Минск, где нас сейчас не ждут. В логово.
— Как скажешь, — промолвил я. Закрой глаза и скажи «…………»
А через секунды две либо бензин их хваленый авиационный начнет скисать, либо над Москвой нежданно пролетит снежная буря — не знаю; но путь на восток для нас будет закрыт. Самолет теперь ощутимо разворачивался и стюардессы объявили, что по «техническим причинам» мы опять летим в Минск. А через полчаса уже приземлялись. Они так удивились, когда увидели, что мы со стариком направляемся к выходу.
— Куда же вы? Мы вылетаем в Москву очень скоро… Я открыл ей лицо и нервно улыбнулся:
— Я вряд ли вернусь к тебе, бэйби… Стучи себе одна в Москве, юная барабанщица. И поцеловал ее в губы… Увидев меня без шарфа, она испуганно дернулась в сторону, но что уж тут поделаешь. Подали трап и два пассажира, передумавшие лететь в Москву, сошли на гостеприимную белорусскую землю — на сей раз без почетного караула. Аэропорт был пуст, разве что служащие в скромном количестве суетились, а мы с хранителем уже дважды за день порушили сценарий нашим недоброжелателям и теперь до прилета нашего рейса в Москву могли быть совершенно спокойны. Хранитель сказал, что мы поедем в Москву на автомобиле, и я безразлично кивнул ему — как знаешь… А сам присел одинокий такой на аэропортное кресло и вознамерился печально и нелепо сидеть, смотря никуда. Иногда там бывает интересно.