Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель
Остаток первой половины дня он провел в приемной «Дейли мейл», изучая некрологи, полицейские сообщения и светскую хронику, сравнивая встречающиеся имена с теми, что были извлечены из бумажного хлама в комнате Лотты и из гроссбуха мадемуазель ля Тур. Как выяснилось, бедный Томас Гоби был «унесен болезнью» всего два месяца спустя после того, как оплатил шелковый коричневый костюм. Эшер записал адрес — Олбани, а также имена братьев, сестры, родителей и невесты покойного.
Поражало совпадение имен — во всяком случае, за последние семь-восемь лет. Бедный Берти Уэстморленд был не единственным из беспутной компании дружков Лотты, посылавших приглашения и покупавших ей безделушки, хотя расплатиться в полной мере, кажется, пришлось только ему.
Другие оказались удачливее. Альберт Уэстморленд умер в 1900 году, а достопочтенный Фрэнк Эллис (еще один поклонник Лидии, так ни разу и не встреченный Эшером) приобрел для Лотты зеленый вечерний костюм в 1904-м. Кто знает, сколько еще молодых людей поддерживали связь с вампиршей!
Он содрогнулся при мысли о том, как близко была Лидия к этой невидимой чуме, и мысленно поблагодарил чопорных дам высшего света за четкую границу, проведенную ими между девушками из хороших семей и женщинами, с которыми юноши из тех же хороших семей развлекались в промежутках между галантными ухаживаниями за будущими невестами.
Лидии было тогда восемнадцать. В ту пору она жила в оксфордском доме отца и слушала лекции вместе с маленькой группой самервильских студентов, интересующихся медициной. Другие девушки болезненно реагировали на вечные комментарии и шуточки старшекурсников и деканов. Лидию в этом смысле всегда выручали ее незлобивость и рассеянность. Она была искренне удивлена яростью отца, когда предпочла обучение поездке в Лондон на ярмарку благородных невест. Имей она брата или сестру, отец бы, наверное, лишил ее наследства. Даже ее дядя, декан Нового колледжа, обычно ее поддерживавший, был скандализирован выбором специальности. Женское образование — это, конечно, хорошо, но он-то имел в виду словесность, классическую литературу, но уж никак не вскрытие трупов и изучение работы органов размножения.
Эшер слегка усмехнулся, вспомнив, как старый женоненавистник Хорис Блейдон встал в конце концов на ее сторону. «Даже распроклятая девчонка способна понять, что я сейчас делаю!» — обрушивался он на смущенных студентов на лекции по патологии крови… Хотя нет, распроклятой девчонкой он называл Лидию где угодно, только не на лекциях. И старик бы все равно относился к ней именно так, даже если бы его собственный сын не был безумно влюблен в Лидию.
Эшер изучал некрологи, развернутые на мрачном, испятнанном чернилами столе, сверял их со списком знакомых Лотты и думал о Деннисе Блейдоне.
Кто бы мог предположить, что Лидия вызовет интерес в молодом Блейдоне, не говоря уже о таком чувстве, как любовь! Грубоватый, золотоволосый, сложенный как бог, Деннис придерживался мысли, что любая женщина должна сомлеть от счастья, услышав его предложение, — качество, особенно раздражавшее Лидию. Увидев ее впервые без очков и сообразив, что она обладает хрупким изяществом и неплохим состоянием, молодой Блейдон обрушил на нее весь свой шарм и галантность — к тихому отчаянию Эшера. Все в Оксфорде — от деканов до последнего клерка — считали свадьбу свершившимся фактом. Отец Лидии, полагая, что одного умного человека в семье вполне достаточно, также отнесся к предстоящему браку благосклонно. На вопрос Хориса Блейдона, что его сын намерен делать с женщиной, которая половину своего времени проводит в анатомичке, Деннис ответил со свойственной ему блистательной серьезностью: «О, это ей совсем не нравится, отец». Предположительно он знал лучше, чем она сама, что ей нравится, а что нет. А втоптанный в прах неприметный и немолодой коллега ее отца с тоской наблюдал за будущей четой и гадал, сколько еще пройдет времени, прежде чем его надежда развеется окончательно.
Однажды Эшер упомянул о своем изумлении при вести, что она отказала такому блестящему искателю ее руки. Услышав это, Лидия была оскорблена до глубины души: как ему вообще пришло в голову, что она может выйти замуж за этого самодовольного дурака в лейб-гвардейском мундире!
Эшер усмехнулся и отогнал воспоминание прочь. Как выяснялось, Деннис и его друзья — Фрэнк Эллис, печальный Найджел Таверсток и братец почтенного Берти столь же почтенный Эвелайн — выкрутились чудом. Лотта знала их всех. Все они принадлежали к ее излюбленному типу молодых людей — богатые, симпатичные и чувствительные. Кого бы из них она выбрала в качестве новой жертвы, когда гибель бедного Берти изгладилась окончательно из их памяти?
«Что за старые счеты сводила Лотта с состоятельными юношами?» — размышлял Эшер, складывая в несколько раз свой краткий список. Накинул шарф, нахлобучил котелок и двинулся вниз по узкой лестнице мимо дверей, за которыми слышался обычный редакционный гам. Заглянул в одну из них и поблагодарил друга репортера, многозначительно помянув при этом «короля и страну».
Спускаясь по длинному пологому скату Флит-стрит вдоль бесконечного потока кэбов, трамваев, омнибусов, кажущихся крохотными рядом с огромным куполом собора Святого Павла, он размышлял, с чего все началось. Что было причиной: насилие или сердечная рана? Или просто бешеная обида норовистой девчонки, ненавидящей нищету, в которой выросла, и еще сильнее ненавидящей всех этих разодетых в шелка мужчин, чьи слуги толкали ее на мостовой, а экипажи обдавали грязью?
Судя по записям мадемуазель ля Тур, Селестина — или Хлоя — оплачивала свои счета сама гораздо чаще, и мужчины, делавшие ей подарки, не входили в круг знакомых Лотты. Имена были все разные; видимо, немногие из поклонников жили достаточно долго, чтобы купить ей две шляпы. Либо Хлоя была более практичной, либо менее терпеливой.
Интересно, была ли она тоже «хорошим вампиром»? Играла ли она со своими жертвами? Занималась ли с ними любовью?
Вообще — способны ли вампиры заниматься любовью физически?
«Женщины, во всяком случае, могут притвориться», — предположил Эшер. Когда он спускался в подземку, на лестнице с ним заговорила женщина. Платье на ней было темно-красное, как запекшаяся кровь, и, судя по произнесению гласных, родом она была из Уайтчепела. Эшер приподнял шляпу и, вежливо кивнув, двинулся дальше, размышляя. «И они должны предварительно напиться крови, прежде чем лечь с кем-нибудь в постель, — это хоть немного поднимет температуру тела».
Вернувшись к себе, Эшер вновь взялся изучать расходы Лотты. Сидя по-портновски на кровати, он раскладывал письма и счета в хронологическом порядке. Мадемуазель ля Тур обслуживала вампиршу лишь последние несколько лет — знакомство через миссис Антею Рэн состоялось в 1899-м. Разумеется, женщина не может шить платья у одной и той же модистки в течение семидесяти пяти лет, даже если сама она бессмертна.
