Елена Грушковская - Перенос
Эдик качает головой:
— Ну, ты даёшь…
Потом я гоню детей мыться. Ваня моется сам — быстро принимает душ, а для Маши я набираю ванну с пышной пеной: она любит долго нежиться и играть в воде. Она играет со своей Барби-русалкой, крокодильчиком, утятами, делает из пены сугробы, пока вода почти совсем не остывает.
Потом я сушу и расчёсываю ей волосы.
— Какая ты у меня красавица, Машенька.
Она не разговаривает со мной, и это очень печально и больно. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь всё-таки достучусь до её сердечка и верну её любовь. Прошло ещё слишком мало времени, поэтому ей, да и вообще нам всем нужно привыкнуть.
Перед сном я читаю. Чтобы не мешать светом Эдику, я устраиваюсь с книгой в гостиной. Я так увлекаюсь, что забываю о времени и читаю, пока не приходит заспанный Эдик.
— Ты знаешь, сколько времени? — говорит он.
— Нет, а сколько?
— Уже час. Иди спать.
Я говорю:
— Сейчас, уже иду. Только дочитаю вот эту страничку.
Он подходит, заглядывает на обложку.
— Очередной роман про любовь? Кто тут кого подло обманывает?
— Нет, — отвечаю я. — Это философское произведение. Точнее, философско-историческое.
— Ух ты, куда тебя занесло-то, — усмехается Эдик.
6
Психолог "Феникса" Роберт Даниилович откидывается в кресле, соединив кончики своих длинных пальцев.
— Расскажите всё подробно, что именно вас беспокоит, раздражает, может быть, пугает.
Эдик косится на меня. Он сидит в кресле перед психологом, а я — немного в стороне, в углу кабинета.
— Прямо при ней говорить?
— Разумеется, — кивает Роберт Даниилович. — Ваша жена должна знать, в чём причина вашего недовольства и дискомфорта. Вы не предъявляете ей обвинений, а просто ищете выход из сложившейся ситуации. А чтобы его найти, нужно знать, где камень преткновения. Она будет вас слушать, но перебивать не будет. А потом мы дадим слово ей, и настанет ваш черёд слушать. Прошу вас.
Эдик сосредотачивается, ему неловко. Наверно, он жалеет, что мы вообще пришли сюда, и хотел бы уйти, но назад поворачивать поздно.
— Гм-гм, — прочищает он горло. — Хорошо… Так вот. Понимаете, вот уже полгода, как моей жене сделали операцию переноса, и физически с ней всё в порядке. Но она изменилась… Я не говорю о её внешности — к этому мы уже почти привыкли, дело в другом. У меня создаётся такое ощущение, как будто я живу с совершенно другим человеком. У неё изменилось почти всё: вкусы, привычки, манеры, даже почерк и походка. Раньше она была строго правшой, а теперь пользуется одинаково обеими руками, но левой — чаще. Понимаете, у неё появилась какая-то мания искать себе занятия, которые вроде бы ей не нужны. Она учится на курсах английского, а недавно начала учить ещё и французский. Она зачем-то записалась в школу айкидо, посещает тир и регулярно ездит верхом. Ну, против верховой езды я ничего особо не имею — пусть катается, если ей это нравится, но всё остальное!.. Гм, гм. Зачем ей восточные единоборства, зачем стрельба? Она почти не бывает дома. Нет, домашние дела она успевает делать, детьми тоже занимается, тут я претензий никаких не имею, но если она найдёт себе ещё какое-нибудь хобби, то ей не будет хватать времени ни на что другое. Я не против того, чтобы у моей жены были увлечения, отнюдь. Но зачем так много всего сразу? Ведь это просто физически невозможно — успеть всё это! Вы бы видели её органайзер, доктор! Уж на что я занятой человек, я работаю на ответственной должности, и у меня много дел и обязанностей, но даже в моём органайзере нет столько записей. Она всё время куда-то спешит, куда-то бежит, куда-то опаздывает. И ей мало этого, доктор. Она хочет устроиться на работу. Не на работу с полным днём — тогда бы у неё не было времени на все её увлечения — а на какую-нибудь, чтобы занимала четыре-пять часов в день, или с гибким графиком. Кстати, этим летом, в августе, она уже успела поработать воспитателем в детском лагере отдыха. Две недели её не было дома, и мне пришлось приглашать мою маму, чтобы она присматривала за детьми. Не могу сказать, что ей там много заплатили… — Эдик усмехается. — В сущности, заплатили ей гроши. Зачем ей это? Я и так никогда не отказывал ей ни в чём; я, кстати, оплачиваю все эти её хобби, курсы и школы. Но это неважно, дело не в деньгах.
Роберт Даниилович, пощипав свою острую бородку с проседью, поинтересуется:
— А на что, если не секрет, ваша жена потратила заработанные ею деньги?
Эдик молчит пару секунд, глядя в пол.
— Купила подарки детям, — говорит он со смущённой улыбкой. — Дочке — игрушечный медицинский набор, кукол лечить… Самый дорогой, какой только есть. А сыну — детскую энциклопедию. Он у нас мальчик любознательный…
— Значит, она не исключительно всё делает для себя, — говорит Роберт Даниилович. — Но и для детей старается.
— Я это ценю, поверьте, — говорит Эдик. — Она всегда много делала для них.
— Она и сейчас делает, насколько я понимаю, — замечает Роберт Даниилович. — С материнскими обязанностями она справляется, но у всякого человека помимо обязанностей есть и права. В том числе право на личную жизнь, на свободное время, на активный отдых, на увлечения и тому подобное.
— Я всё это понимаю, — вздыхает Эдик. — И со всем согласен. Но раньше она вела более размеренную и спокойную жизнь, а сейчас она живёт в каком-то бешеном ритме, под который и мы невольно вынуждены подстраиваться. И это не всегда удобно и приятно. Она может оставить детей одних дома или сдать на время соседке — так она, видите ли, учит их самостоятельности. Нет, наши дети не бедокуры, но мало ли, что может случиться! Всё это, конечно, мелочи, но из мелочей, как известно, и складывается жизнь…
— Понятно, — кивает Роберт Даниилович. — Можете ли вы назвать какие-то отрицательные черты в характере вашей жены, как существовавшие раньше, так и вновь, на ваш взгляд, появившиеся?
— Как вам сказать. — Эдик опускает голову, задумывается, потирает подбородок. — Даже не знаю, можно ли назвать эти черты отрицательными.
— Ну, хорошо, тогда скажем так: черты, которые вас настораживают, раздражают, не устраивают, — уточняет Роберт Даниилович.
Эдик пожимает плечами.
— Как я уже говорил, эта суетливость, это её стремление делать сразу кучу вещей, какая-то, я бы даже сказал, авантюрность…
— Раньше ваша жена не обладала авантюрным складом характера? — спрашивает Роберт Даниилович. — И уточните, что вы подразумеваете в данном случае под авантюрностью. В чём она выражена?
— Ну… — Эдик возводит глаза к потолку. — Она может, скажем, уйти куда-нибудь, не предупредив. Может сделать какую-нибудь сумасбродную вещь… Когда ей что-то захочется, она непременно должна это выполнить, чем бы это ни было чревато. Часто она при этом ни с кем не советуется, а делает, как сама хочет. Она даже за рулём стала вести себя иначе. Водит, я бы сказал, лихо. Я уже начинаю опасаться и за её жизнь, и за жизни детей, которых она отвозит в школу и из школы.
