Константин Бояндин - Умереть впервые
— Нет, Кинисс. Я давно знаю, что у меня масса врагов. Да и что это за жизнь, если не доказываешь, что достоин ее?
— Я докажу, что тебе не удалось бы уйти живым.
— Я не очень-то верю словам.
— Это будет больше, чем слова.
— Единство, Кинисс?
— Единство, Леглар.
Она замерла, протягивая ему руки ладонями вверх. Леглар положил свои ладони ей на плечи, посмотрел в глаза и сказал:
— Нет, Кинисс. Дух должен быть силен. Последние годы я очень ослаб. Это не пойдет мне на пользу.
Кинисс кивнула и села на место. Протянула ему новую чашку с чаем. Леглар кивнул, бережно взял ее и поблагодарил.
…Единство, или Линиссад, как звали его хансса, было той гранью, что принципиально разделяла обе расы. Астральная проекция в той мере, в которой ее знают люди, была столь же выразительна, с точки зрения хансса, как рассказы о красках мира для человека, слепого от рождения. Для самих хансса это был простой ритуал, позволявший узнать то, что знал партнер, ощутить его мировоззрение, как если бы оно было своим.
Разумеется, если оба хансса сознательно этого хотели.
Для людей это было новое видение. Не привыкший к нему мозг поначалу воспринимал изобилие восприятия астральной проекции как постоянное, бурное наслаждение прекрасным — искусством, танцем, чем угодно. Только сильный дух мог преодолеть желание остаться в океане чувств, не пересекая его по своему желанию, но следуя его волнам.
Для человека сильного Единство было испытанием силы. Для человека слабого — либо смерть, либо вечная тоска по Единству впоследствии. Никакие другие наслаждения, доступные человеку, не могли сравниться с Единством по объему и глубине ощущений.
Кроме того, человек, хранивший свое «Я» как нечто, недоступное грязным рукам окружающих, не сразу мог согласиться, чтобы его внутренний мир стал виден кому-то во всей его красе.
Или неприглядности.
Чтобы решиться на Единство, надо было либо вначале переломить спину дикарю, который незримо для окружающих живет в каждом человеке, либо научиться лелеять свои пороки, гордиться ими.
Иначе неизбежен был надлом психики — и безумие, лекарства от которого не знали даже боги…
— Тогда я скажу, что ты мне нужен живым. — Кинисс произнесла после того, как взгляд Леглара перестал блуждать где-то в незримых глубинах мироздания.
— Спасибо, Кинисс. Но я все равно не могу сидеть здесь вечно.
— Мы выловили всех тех, кто искал тебя. Завтра утром ты можешь идти, если хочешь.
— Спасибо, Кинисс. — В этот раз слова прозвучали гораздо более искренне. — Что слышно о Таилеге?
— Я не стала ни в чем убеждать его спутницу, — ответила Кинисс и прищурилась. — Им обоим будет отличным уроком научиться воспринимать мир таким, каков он есть.
— Ты взялась обучать его?
— У меня для него тоже может найтись особое поручение, Леглар. Настоящее. В конце концов, никто из людей прежде не уходил живым с запретных территорий.
— А я-то думал, что всему его обучил, — вздохнул Леглар и осушил чашку до дна. — Старею я, Кинисс. Я думал, что нашел себе достойную замену. Будет жалко его потерять.
— Но ты же не стал бы заставлять его силой?
— Разумеется.
— Тогда не о чем беспокоиться. Я просто предложу ему еще один путь.
— Ты жульничаешь, — скривился Леглар, увидев искорку смеха в ее глазах. — Ты знаешь, что сумеешь убедить его лучше, чем я.
— Тогда научись жульничать. Время у тебя еще есть.
Оба рассмеялись.
После короткой паузы они вернулись к обсуждению искусства давно исчезнувших цивилизаций.
Таилег услышал шорох пролетевшей мимо него арбалетной стрелы и проснулся.
Рядом с ним никого не было.
Беспокойство, которое он испытывал, было отчасти беспокойством и за нее. То, что они совсем упустили из виду, во сне сформировалось и обрушилось на него. «Спасайся! — кричало чувство. — Спасайтесь оба!»
— Тамле? — шепотом позвал Таилег, бесшумно поднимаясь на ноги. Острое чувство опасности не оставляло его ни на миг. Смерть была где-то рядом. За каждой колонной мог поджидать неприятель.
Проклятье! Во второй раз Тамле может уже не повезти. «Почему ты так заботишься о ней?» — спросил его холодный голос, что не раз уже соблазнял его на всевозможные рискованные затеи. Теперь голос этот был сух и неприятен.
— Иди ты знаешь куда, — прошептал Таилег, но голос не смолк. «Нашел себе подружку, — не унимался он. — Смеху-то… Надо было оставаться с людьми, юноша. С ними по крайне мере можно договориться…»
— Проваливай, я сказал, — прошипел Таилег, озираясь, и голос повиновался.
Где-то в сотне-другой шагов он услышал едва различимый плеск.
Он побежал туда, стараясь не создавать излишнего шума. Как они могли об этом забыть! Кто-то ведь должен был выстрелить в его двойника. Второго-то трупа рядом не было.
Он ощущал жгучий, ненавидящий взгляд на своем затылке.
Тамле плескалась в речке — видимо, ловила рыбу. Она сразу же обратила внимание на его крики и быстро поплыла к берегу — туда, где была сложена ее одежда.
— Стрелок, — объяснил Таилег, пока Тамле отряхивалась. — Он где-то рядом. Тот, что стрелял в меня.
Тамле резко вздрогнула, уставившись на него. Затем схватила в охапку свою «сеть» и сандалии и неожиданно сильно толкнула Таилега в грудь.
Тот полетел кувырком, едва успев сгруппироваться. Он успел заметить, как рептилия молнией метнулась за ближайшую колонну.
Порыв ветра пригладил ему волосы. Что-то зашипело перед ним, погружаясь в воду, и тотчас взрыв справа обрушил на него град осколков.
Таилег перекатился налево. Прижимаясь к каменному полу, он заметил верзилу, что появился перед ним, не более чем в сотне шагов. Он пустил стрелу куда-то влево, и Таилег заметил, как рептилия увернулась от очередного снаряда.
Игра пошла всерьез.
И Таилег понял, что его поймали в ловушку.
Он не успеет добежать до колонны. В голове у него до сих пор гудело от предыдущего попадания, а стрелок быстро шел вперед, поднимая сразу два арбалета.
Таких же. С двумя десятками убийственных стрел в каждом. О боги, сколько их у него?
Две стрелы полетят в него сейчас. Единственный выход — прыгать в воду. Таилег не успел это осознать, а тело уже среагировало, поднимая его в воздух и отталкиваясь подальше от берега. Вода сомкнулась над его головой, и тут ударная волна молотом бухнула сверху, выжимая из легких драгоценный воздух.
Крик, замерз у него в горле.
Вода была чудовищно холодной. Сердце его едва не остановилось. Несколько страшных секунд оно размышляло, стоит ли биться дальше, а течение тем временем играло им, затягивая все глубже в крутящиеся черные волны.
